Прокурорская дочь
Шрифт:
Глава 1. Флора
Утро началось с вопросов. Я проснулась и осознала, что мне сорок лет. И никуда от этого факта не деться. Много это или мало, и как к этому относиться? Еще вчера, когда мне было всего тридцать девять, такого вопроса не возникало. Да и вытекающих из него – тоже. Что сакрального в этой цифре? Прожита половина жизни? А с чего ты взяла, что проживешь до восьмидесяти? Все может закончиться лет через пять, или даже сегодня. Стоит ли начинать новую жизнь, да и что тебя не устраивает в старой? Развод, отсутствие детей, интересной
Другое дело – чувствовать себя ребенком в сорок как-то не серьезно. В этом возрасте дети несут ответственность за своих родителей, не говоря уже о собственной жизни. Но, благодаря папе, мы с мамой материально обеспечены, и поэтому привычная модель в нашем случае выглядит иначе. Я позволяю маме заботиться о себе, в глубине душе рассчитывая, что так будет всегда.
Заурчал живот, призывая к действию. Я знала, что мама уже суетится на кухне, готовя завтрак, поэтому поспешила к ней.
Зевая и почесываясь, я шла по коридору на запах. Мама пекла свои фирменные блинчики. Заслышав шаги, она обернулась и с улыбкой пропела хяппибёздей. Скажу откровенно, петь она не умела, но было приятно. Я подбежала к ней, обхватила за шею, и в кухне раздались звуки поцелуев. Мама освободилась из моих объятий и кивнула головой в сторону дивана, на котором лежал красивый фирменный пакет. Предвкушая очередное попадание в цель, в недрах пакета я обнаружила яркую коробку всемирноизвестного бренда. О, Будда, где она ее раздобыла?! Я охнула и быстро открыла подарок – это была сумка моей мечты. Небольшой, идеальный по форме аксессуар кричал о своей дороговизне. И я опять бросилась к маме с поцелуями.
– Мама, подгорает! – вернула я нас в реальность и плюхнулась на диван, прижимая к груди бесценный подарок. Ну очень дорогой!
– Да отложи ее в сторону! – шутливо проворчала мама. Я еще немного поизучала сумку, повозилась с застежкой, цепочкой, а затем спрятала обратно в коробку. Мама продолжала складывать на тарелке готовые блины, смазывая последние сливочным маслом. Я кашлянула и громко сглотнула слюну.
– Кстати, как ты себя ощущаешь в качестве сорокалетней женщины? – поинтересовалась мама, не оборачиваясь.
– Так же, как и ты когда-то в свои сорок!
– Мои «сорок» и твои – это разные состояния. Я в то время писала кандидатскую и водила тебя в музыкальную школу…
– Ну, давай я тебя тоже отведу в музыкальную школу, – предложила я.
– В качестве кого? – рассмеялась мама.
– Что-нибудь придумаем. И вообще, напомни тему своей диссертации. Наверное, про что-то выдающееся, – улыбаясь, сказала я.
– Ешь давай, – ответила мама, зная, к чему я веду, и поставила передо мной тарелку с блинами и вазочку с малиновым вареньем.
– А компот? –возмутилась я.
Мама вздохнула и принялась варить мне кофе.
Чтобы внести праздничную ноту в привычный утренний диалог я стала преувеличенно громко причмокивать и стонать от восторга, рассчитывая сделать маме приятное. Но кружевные блинчики и вправду были очень вкусные, тут врать не пришлось.
Поедание блинов было прервано телефонным звонком. Мама, не отвлекаясь от кофе, произнесла:
– Я даже догадываюсь, кто
– А я – нет. Интересно, а кто? – удивилась я, направляясь к телефону.
В трубке раздалось хяппибёздей дубль два. Вероятно, люди, лишенные слуха и голоса, решили сегодня доконать меня окончательно. Пришлось прослушать эту фальшь почти до конца. Причем фальшиво было всё: неверно выбранная тональность, слишком высокая для обладателя этого контральто, наигранная радость. Какая уж там радость в сорок лет, да еще ранним утром?!
На повторе «диар Флора» пришлось прервать поздравительницу.
– Спасибо дорогая! Ты, как всегда, первая, – не менее фальшиво поблагодарила я.
– Ну так че, ты готова? – деловито спросила подруга Альбина после окончания официальной части поздравления.
– К чему? – искренне удивилась я.
– К юбилею!
– Надеюсь, ты не рассчитываешь, что я буду справлять свой сороковник?
– Нет, ты что! Я в курсе, что сорок лет не справляют! Я про Ирадку и ее папашу! – ответила она.
– Да, блииин, хорошо, что напомнила!
– В смысле? – подозрительно спросила Альбина.
– Я решила поваляться, ничего не делая.
– А раньше не валялась? – обнаглела подруга.
– Ну, типа заслужила, – сказала я.
– Кстати, поздравь тетю Лейлу с новорожденной! – спохватилась подруга.
– Мама, тебя Альбина тоже поздравляет! – крикнула я в направлении кухни.
– Спасибо! – бодро ответила мама.
– Короче, долго мучить не буду. Я записала нас к Рене на два часа. Будем марафетиться для приличного дома, – хитро захихикала Альбина.
– Какая ты молодец, все предусмотрела. Если бы не ты…
– Да лаадно, заткнись, иди собирайся. В два часа у Рены, – не дала договорить она.
Я посмотрела на часы и поняла, что вполне успеваю спокойно выпить кофе и предаться философским мыслям о высоком. Мама уже завтракала, меня ждала чашка кофе.
– Мам, помнишь мою одноклассницу Ираду? – спросила я, отхлебнув ароматную черную жидкость.
– Какую, дочь цеховика?
– Почему цеховика? Он владелец заводов, газет, пароходов!
– Не знаю, какими пароходами он сейчас владеет, а во времена твоего детствабыл просто предприимчивым человеком, который открыл цех по производству пластиковых тазов и ведер! А еще – удачно женился на дочери прокурора, между прочим, – подчеркнула мама.
– Какого прокурора? – удивилась я.
– Самого большого района Баку, – ответила мама. –Твой отец хорошо его знал.
– Ну надо же, а я все думала, откуда у Ирадки шмотки, поездки…
И тут в моей памяти всплыло первое посещение Ирадкиной квартиры в классе седьмом или восьмом. Я думала, что наша квартира в те времена была образцом благосостояния технической интеллигенции. Но, попав в апартаменты Ирадкиной семьи в старинном четырехэтажном особняке в центре столицы, была ошарашена. А реакция Альбины, выросшей в спальном районе, была вообще неописуемой– в себя она приходила очень долго. На следующий день не было другой темы для разговоров, кроме как о буржуйских хоромах. Надо сказать, что к высоким потолкам нетипового архитектурного дома Альбина привыкла, посещая мою квартиру. Но обилие хрусталя, фарфора, лепнины, картин и мебели «а-ляВерсаль» было самым сильным шоком альбининого детства. До нее долго не доходило, как можно жить в этом дворце, сыпать крошки на пол и посещать туалет.