Пролежни
Шрифт:
мне достались лохмотья кружев,
да деревьев поблекшие кисти.
Силуэты кустов пугливых
словно серые в небе цапли,
и дрожат на щеках дождливых
непросохших слезинок капли.
* * *
Меня съели без остатка
белокаменные ведьмы,
это их стихи и бредни
показались песней сладкой,
оказались грязной сплетней.
Меня съели без остатка
медных
обещая падаль славы,
и победу в доброй схватке,
где кругом, казалось, правы…
Меня съела без остатка
голова Медузы в храме,
превратилась в черный камень
моя синяя тетрадка.
И теперь молчу я – аминь.
* * *
Ты прощай, безумный капитан!
Уплывай в жемчужную страну
где грустит коралловый туман,
обнимая моря глубину.
Позабудь о разговорах льдин,
про алмазных миражей пески,
где закопан золотой павлин,
где засохли пальмы от тоски.
Паруса твои уже не те,
ты поставил ветер у руля
чтоб искал он рифы в темноте
ты мечтаешь, пленник корабля.
На пути твоем все решено -
на зов смерти мчится караван,
И стремятся корабли на дно,
и хохочет пьяный океан.
По ночам к тебе спешат толпой
души твоих верных моряков.
Кружит в небе альбатрос слепой -
молчаливый спутник облаков.
Ты прощай, безумный капитан!
Твой корабль не узнает сна,
ты увидишь, что вода чиста,
и лежит на палубе луна.
* * *
В колыбели морской змея
на погибель мою спала,
голубой чешуей звеня,
за собою на дно звала.
На ветрах среди мокрых скал
чайки мне подарили боль,
Припорошив дождем песка,
звали к пленнице голубой.
В полнолунье она ждала
в неопознанной глубине,
и дорога всегда вела
неотвратно ее ко мне.
Задрожали деревья вдруг,
не успев меня известить,
и пропел за спиною лук -
я успею ее простить.
В колыбели морской змея
сном спокойным давно спала,
голубой чешуей звеня,
за собою на дно звала.
* * *
Храм Солнца
В сиянье раскаленного светила
Бессмертие играет танец новый,
кует времен алмазные подковы,
И бьется в жарком свете злая сила,
и в драгоценных рифмах стынет слово.
Желанья солнца для толпы фантомов
рождает бесконечные мгновенья,
Проклятье неба иль благословенье
на землю их роняет песней громов,
И рушится печать оцепененья.
Возносятся к запрету колоннады,
пространства открываются в забавах,
пленены боги в солнечных подвалах,
где созидают рай, и рушат ады,
рисуя смерть в опустошенных залах.
Слепящий холод и безмолвный трепет
царят на троне грозного владыки,
Разят цветущие огнем гвоздики,
не разбирая первозданный лепет,
И не прощая ни хвалу, ни крики.
Всё ждет свой час. Когда над черной бездной
суровый Храм вдруг возликует грозно,
И разрушая фаэтон небесный,
умчится вдаль, где никогда не поздно,
оставив смертным горизонт словесный.
* * *
Осталась раскрытою книга лежать
под снежным цветком.
Зачем ты пошла меня провожать?
Мне так далеко…..
Тебе возвращаться к холодной избе,
где мерзнет метель.
Я ночью подслушал как вьюга тебе
стелила постель.
Ты будешь сжигать непослушной рукой
сырые дрова,
скрепишь ожиданьем ненужный покой
и спрячешь слова.
Мне будет попутчиком холод дорог,
мой северный брат.
Разделит твое одиночество бог
и наш белый сад.
Под теплыми пальцами лед отворит
окно в вешний свет.
Огонь в твоей печке почти догорит,
остынет обед.
Но будет спешить к свету чистой души
ночной мотылек.
И ты возвращаться домой не спеши -
наш путь недалек.
* * *
Умирала королева
на запущенном одре,
утаила, пожалела
рассказать мечту заре.
Про зеленые задворки,
где ночует запах льна,
про малиновые горки,
про волшебного слона.
Угасающие руки
подползали к волосам,
чтоб не слышать эти звуки,
и не верить голосам.
В еле тлеющее тело
пробирался дивный звон,
оживляя, что хотела,
повторяя каждый сон.
Сон про белые фонтаны
в не стихающем пиру,
про влюбленные каштаны,
про веселых кенгуру.
Умирала королева
на запущенном одре