Прометей, или Жизнь Бальзака

Моруа Андре

Ах, если бы Бальзак мог достигнуть в театре того же, что и в литературе, он был бы спасен и богат. Но как работать среди беспорядков? "Скоро произойдет сражение, и Республика проиграет его". А тогда поднимутся все ценные бумаги. Вот если б Жоржи (Георг Мнишек) доверил ему 100000 франков! Сейчас на 27000 франков можно было бы купить столько акций Северных железных дорог, сколько раньше на 120000! Контрреволюция, несомненно, победит: "Мы не только на вулкане, мы в самом жерле вулкана". Когда Бальзак писал эти строки, он слышал, как на улице толпа пела "Марсельезу".

Хотя у Бальзака расстроилось зрение (у него двоилось в глазах, и Наккар опасался паралича зрительного нерва), драма "Мачеха" двигалась вперед. Он надеялся прочесть пьесу актерам 9 апреля. "Мы сыграем ее 29 апреля... Если мне повезет в театре, все спасено. Я стану Скрибом в драме и буду зарабатывать по сто тысяч франков в год". Но как писать в такой атмосфере? Баронесса Ротшильд, барометр политического

давления, полна "мрачного спокойствия, предшествующего буре". Бальзак думал, что после выборов в Национальное собрание вспыхнет гражданская война. Однако он не снял своего имени из списка выдвинутых кандидатов в депутаты - раз объявлена лотерея, он не мог оказаться безучастным свидетелем и не взять билеты. Он оставался пессимистом. Может быть, через полтора месяца в Европе не уцелеет ни одного трона. "И знаете ли, не следует обольщаться. Король был символом собственности. Боюсь, что через некоторое время нападут и на собственность..." Это уж было бы концом всего. Пусть госпожа Ганская хорошенько запомнит, что даже в России собственность окажется под угрозой. Если придется бежать с Украины, Еву ждет убежище в Париже, так как через три месяца Париж будет самым надежным городом в мире. Мятеж породит там диктатуру.

Девятого апреля он прочел два акта "Мачехи" Мари Дорваль и Гоштейну, и они, казалось, были восхищены. Шестнадцатого апреля, хотя глаза у него болели, он прочел третий акт. Директор Ипполит Гоштейн, состоявший в связи с актрисой Маргаритой Лакресоньер, умолял Бальзака дать ей роль. Какие интриги! Какие неприятности! "Писать для театра, знаете ли, - это значит согласиться вести безумную жизнь". И подумать только, у него в работе шесть пьес! "Но в театре я заработаю необходимые мне пятьсот - шестьсот тысяч франков, или же я сдохну!" Кстати сказать, совершая эти Геркулесовы подвиги, он учится драматургическому ремеслу, и вскоре ему будет так же легко писать пьесы, как и романы. Что касается политики, в Париже, гул стоит от всяческих слухов. Дураки карлисты вообразили, будто "старая англичанка" госпожа Ламартин, "дочь купца, торговавшего сыром", посадит на престол Генриха V. "Можно лопнуть от смеха". А впрочем, как знать! Всякое бывает. Тогда Бальзак станет по меньшей мере префектом Эндры-и-Луары или же директором департамента изящных искусств или же получит патент на табачную лавочку.

А пока что Париж остается угрюмым; на Елисейских Полях теперь проезжает пятьдесят экипажей вместо десяти тысяч, дефилировавших там в прошлом году. Правительство затыкало рот прессе. "Нам дана свобода умирать с голоду, равенство в нищете, братство в трущобах". По бульвару проходили процессии землекопов. Девятнадцатого апреля, как раз перед выборами, Бальзак поместил в газете "Конститюсьонель" письмо, в котором ратовал за устойчивую власть.

"Начиная с 1789 года и до 1848 года Франция, или, если угодно, Париж, каждые пятнадцать лет меняли характер своего правительства. Не пора ли ради чести нашей страны найти, создать прочную форму государства, господство длительной власти для того, чтобы наше благоденствие, наша торговля, наши искусства, дающие жизнь торговле, кредит, слава - одним словом, все достояние Франции не ставилось бы периодически под вопрос? По правде сказать, наша история за последние шестьдесят лет могла бы объяснить историческую проблему исчезновения тридцати Парижей, от которых остались лишь обломки в нескольких точках земного шара, где их откроют путешественники и украсят свои музеи памятниками прежних времен, породивших нынешний Париж.

Да будет новая Республика могущественной и мудрой, ибо нам нужно правительство, которое подпишет договор на более долгий срок существования, чем пятнадцать или восемнадцать лет, да и то по воле второй договаривающейся стороны! Вот мое пожелание, равносильное исповеданию веры..."

Двадцать третьего апреля Франция голосовала. Бальзак получил десятка два голосов, не больше! А за Ламартина голосовало (в одном только Париже) 259800 человек. Откровенно говоря, вполне естественно, что монархические убеждения Бальзака не принесли ему голосов избирателей. Хотя в результате выборов прошли "умеренные", будущее в глазах Бальзака оставалось тревожным. Париж, как он полагал, не примет того состава Национального собрания, который ему посылала провинция. Больше чем когда бы то ни было Бальзак хотел уехать из Франции. Ламартин обещал ему выдать заграничный паспорт; оставалось только получить русскую визу. Пока что Бальзак заканчивал "Мачеху", обедал у герцогини де Кастри ("Она просто ужасна, настоящий труп") и принимал у себя свою будущую свояченицу Алину Монюшко. Она привезла к Бальзаку свою дочь Полину, очень красивую девушку.

Третьего мая он видел у герцогини де Кастри пьесу Мюссе "Каприз", поставленную любительской труппой. Роже Альденбург (внебрачный сын герцогини и Виктора Меттерниха) был "смешон" в роли Шавиньи; госпожа де Контад очень плохо сыграла роль Матильды. "Отчего получается, что светская женщина, изображающая на сцене светскую женщину, теряет всю свою прелесть и становится отвратительной?..

Как это возвышает настоящих актеров и доказывает их талант!.." С улицы Бак на улицу Фортюне он возвращался пешком. Хорошая прогулка! Всю дорогу он мечтал о Верховне: "С какой радостью я отдал бы все свои драмы за то, чтобы попить с вами чайку за большим, покрытым клеенкой столом в вашей столовой, а я должен ждать, когда поставят мою пьесу и подымется занавес в угоду бестолковой публике, которая меня освищет!.."

В день святого Оноре (16 мая) на улицах Парижа забили общий сбор. Мари Дорваль (у которой только что умер ее внук Жорж Люге) отказалась от роли Гертруды в "Мачехе", и роль эта по желанию Гоштейна была передана его любовнице. И все же пьеса имела блестящий успех - первый успех, достигнутый Бальзаком в театре. Наконец-то ему удалось вложить в драму силу, присущую его романам.

Сюжет пьесы таков. Гертруда де Мейлак служит гувернанткой в доме графа де Граншан, старого наполеоновского генерала, ставшего при Реставрации фабрикантом-суконщиком в Лувье (довольно странный конец военной карьеры); ей удалось женить на себе этого генерала, достославного обломка Империи, дочь которого, Полину, она воспитала. Гертруда любит Маркандаля, молодого управляющего графа, и, узнав, что в него влюблена и Полина, пытается отравить свою падчерицу. Бальзак сам указал истоки пьесы. Как-то раз, будучи гостем в одном семействе, с виду очень дружном, он заметил, какими свирепыми взглядами обменивались мачеха и падчерица, и угадал, что они ненавидят друг друга. Он не стал добиваться сведений об этих двух женщинах, как полагается делать писателю-реалисту, а предпочел довериться своей интуиции. К семейной драме он примешал картину эпохи, написанную в лучших традициях "Человеческой комедии". Молодой Маркандаль, претендент на руку Полины, - сын генерала, изменившего Наполеону в 1815 году, Граншан, ярый бонапартист, наказывает клятвопреступника даже во втором поколении он не отдаст Маркандалю свою дочь. Это вражда Монтекки и Капулетти.

Теофиль Готье написал восторженную статью: "Театр-Историк вопреки неблагоприятным обстоятельствам и летней жаре только что достиг успеха, которому мы очень рады, потому что он побудит гениального писателя посвятить драме и комедии редкие качества, которые он проявил в романе". Готье задается вопросом, почему самый глубокий знаток сердца человеческого раньше не проявил в театре поразительного своего таланта, делавшего его литературным феноменом, столь же удивительным для физиологов, как и для поэтов, и дает такой ответ: "Цензура, сейчас фактически уничтоженная, была в данном случае самой малой помехой, тут надо говорить о трудностях внутреннего порядка, о скрытых ловушках, о тайном отвращении, о нарочито воздвигаемых преградах, о всяческих препятствиях, отделяющих замысел произведения от его осуществления перед рампой..." Гордость гения возмущается этими западнями: "Директор, режиссер, актеры мужского и женского пола, статисты... машинисты, декоратор и осветитель одержимы одной мыслью: навязать вам не ту драму, которую вы написали, а другую... Вы уступаете их требованиям, и публика освистывает все те глупости, которые они всем скопом нагородили".

На этот раз у Бальзака руки были развязаны, и критика единодушно отнеслась к нему благожелательно. Теофилю Готье, дружественному судье, вторил Жюль Жанен, зачастую враждебный Бальзаку в своих отзывах. "Мачеха", - писал он, - вполне удавшаяся пьеса; лишний раз этот замечательный романист показал, что он умеет сочетать высшую степень изящества и силу... естественность, искусство и талант". К несчастью, политические бури оказались роковыми для спектакля. Париж горел в лихорадке восстания. Многие не решались выйти из дому. Со второго представления театр на две трети пустовал. Гоштейн уведомил автора, что увозит свою труппу в Англию. Пьесу возобновят позднее, когда волнения стихнут. "Мачеха" не принесла Бальзаку и пятисот франков! Но похвалы действовали ободряюще, побуждали и дальше идти по этому пути. У Бальзака были замыслы других пьес: "Мелкие буржуа", "Меркаде", "Оргон", "Безумное испытание", "Ричард Губчатое Сердце", "Петр и Екатерина". Ганской он сообщал, что напишет все эти пьесы "для очистки совести". "Если же до декабря этого года положение не изменится ни для моей жизни, ни для моего сердца, я больше не стану бороться, пусть течение потихоньку уносит меня, как утопленника. Вы больше ничего не услышите о Бильбоке..."

Этот элегический тон порожден новыми тревогами, вызванными Евой. Она была внимательна и нежна к своему любовнику, пока тот гостил в Верховне, а лишь только он вернулся в Париж, стала как будто равнодушной и черствой. Эта чувственная женщина испытывала потребность в непосредственной близости, тогда как у Бальзака с его богатым воображением любовь кристаллизовалась на расстоянии. Он писал Ганской целые тома, в ответ получал записочки. Она советовала ему жениться на молоденькой. Алина Монюшко, которой он показал это невероятное письмо, сразу же предложила ему в жены свою дочь Полину, и он счел это еще более невероятным. Бросить красивую юную девушку в объятия пятидесятилетнего мужчины... Но сестры были врагами друг другу.