Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
Однако факты - упрямая вещь.
Бальзак - Теодору Дабленд, март 1828 года:
"Я пропал, милый дядюшка, если только вы не выручите меня. Тысячефранковый кредитный билет - последняя моя надежда - уплыл из моих рук нынче утром, когда пришлось произвести неожиданный платеж. Сейчас, когда я вам пишу, я благополучно заканчиваю месяц, но завтра мне рассчитываться уже нечем. Я располагаю отсрочкой до восьми вечера, а потом все будет кончено. Прошу вас, подумайте обо мне; не найдете ли вы способ раздобыть эти проклятые полторы тысячи франков; правда, они - лишь половина того, что мне нужно, но доставьте хотя бы их. Вчера я исчерпал все свои возможности. Я снова зайду вечером в половине седьмого; ведь у вас так много друзей и знакомых, может быть, вам удастся найти эту сумму".
Вскоре Бальзак, неотступно преследуемый кредиторами и рабочими, которым не платят жалованье, спасается бегством к Латушу. Словолитня единственное стоящее предприятие фирмы - была перепродана.
Тем временем в "небесном семействе" разразилась другая драма. В Вильпаризи распространился слух, будто одна из местных девиц забеременела от восьмидесятидвухлетнего Бернара-Франсуа. Она по крайней мере так утверждала, и госпожа Бальзак, которую сам факт очень мало трогал, опасалась, как бы слишком прыткий старец не стал предметом шантажа. За несколько лет до этого Бернар-Франсуа с присущей Бальзакам откровенностью писал своей дочери Лоре:
"У меня молодая, красивая и пылкая любовница, к которой я привык, она для меня источник радости... Я не чувствую своих семидесяти семи лет; вот каковы мои любовные дела". Надо сказать, что и они входили в рецепт долголетия. Вспоминал ли Бернар-Франсуа о том, что он некогда сочинил "Памятную записку о постыдном распутстве, причиной коего служат юные девицы, обманутые и брошенные в жестокой нужде"?
Госпожа Бальзак просила поддержки у Лоры Сюрвиль.
"С большими предосторожностями я хлопочу о продаже дома (в Вильпаризи), однако ваш отец полностью изменил свое решение. Потребуется вся ваша ловкость, чтобы вновь заманить его в Версаль. Надо запугать его, сделать так, чтобы он боялся вернуться в Вильпаризи, отбить у него всякую охоту даже показываться там. Очень было бы кстати умно составленное анонимное письмецо из Мелена или Мо. Но должен ли он получить его до своей поездки в Версаль? Думаю, что да. В Версале такое письмо уже ничего не даст; с другой стороны, нужно, чтобы письмо прибыло в последнюю минуту, тогда он не успеет до отъезда повидаться с этой особой и не услышит ее объяснений. Впрочем, первоначально твой отец решил оставаться здесь до 10 июля; однако за такой короткий срок трудно найти покупателя на дом. Но ведь никаким другим способом его из Вильпаризи не увезешь! А если он окажется тут во время родов, его как следует облапошат, от старика чего угодно добьются, играя на его самолюбии и страхах".
Семейство Бальзака переселилось в Версаль; теперь они жили на улице Морепа, в доме номер два, неподалеку от Сюрвилей. Оноре мог вволю размышлять о любви и о стариках. Годы ученичества были для него горькими, но весьма поучительными. "Неудачи не сломили его гордости". Он сохранил "способность встречать бурю с высоко поднятой головой". Его черные глаза сверкали, как угли, на изнуренном заботами лице. Пусть его порою омрачала грусть, когда он вспоминал о своих неудачах, но в глубине души Бальзак не сдавался. Однажды, проходя по Вандомской площади в обществе Пепена-Леалера и Теодора Даблена, Оноре, поравнявшись с Колонной, заговорил о том, кем он станет в один прекрасный день. Он не отказался ни от одной из своих дерзновенных надежд. Даблен заметил, что почести и богатство меняют людские сердца; Бальзак отвечал, что он никогда не изменит своим привязанностям. Побежденный, он думал только о грядущих победах. Мысленно он жил в будущем, триумфальном будущем, населенном гуриями, усыпанном сокровищами.
Во многом этим и объясняются его житейские неудачи. Разве имели для него значение какие-то жалкие кредиторы, когда он, читая труды по истерии, разом обозревал века, а изучая геологическую теорию Кювье, парил над бездною тысячелетий? В счастливые для себя минуты он искренне воображал, что обладает сверхъестественной силой. Больше чем когда бы то ни было он утверждал единство мира.
IX. ВОЗВРАЩЕНИЕ К СЕРЬЕЗНЫМ ЗАНЯТИЯМ
Произведения созревают в душах так же
таинственно, как трюфели на благоухающих
равнинах Перигора.
Бальзак
В 1828 году Бальзак дышит, как загнанный зверь. Он бежит из дома на улице Марэ-Сен-Жермен, который осаждают кредиторы. Пусть кузен Седийо возится с ликвидацией дел! Этим и надлежит заниматься людям недалеким. В беде Латуш проявил себя с лучшей стороны: он гостеприимен, хотя и по-дружески насмешлив. Он предлагает Оноре приют. И старается, правда безуспешно, продать ценные бумаги, предоставленные госпожой де Берни, которая в полном отчаянии от того, что Бальзака постигла такая неудача.
Мать Оноре, на сей раз не без основания, тормошит сына. Он должен пойти к кузену Седийо, чтобы "по крайней мере" подписать бумаги. Между тем преданный Бальзаку Сюрвиль снял для него квартиру в доме номер один на улице Кассини, возле Обсерватории, и даже уплатил за три месяца вперед.
В те времена квартал Обсерватории находился, казалось, чуть ли не на краю света. За домом тянулся Люксембургский сад, огромный, как лес. Среди полей пролегал бульвар Монпарнас с его кабачками, увитыми зеленью беседками и качелями. "Это уже не Париж и в то же время еще Париж. Местность имеет что-то общее с площадью или улицей, с бульваром, с городским укреплением, с садом, с проспектом, с проезжей дорогой, с провинцией и со столицей - действительно, со всем этим здесь есть какое-то сходство, и все-таки здесь нет ни того, ни другого, ни третьего: это пустыня" [Бальзак, "История Тринадцати. Феррагус"]. Разочарованный и нуждавшийся в тишине и одиночестве, чтобы работать без помех, Бальзак поселился тут, словно надеялся похоронить свою печаль в этих затерянных улочках, изрытых глубокими колеями. Дом стоял в переулке, в самом конце аллеи Обсерватории, в нем было два флигеля. Сюрвиль снял для своего шурина третий этаж в одном из них. Оба флигеля, расположенные между двором и садом, соединяла застекленная галерея, служившая прихожей. Низкая каменная ограда, на которой стояли вазы с цветами, отделяла двор от сада. Все владение было обнесено железной решеткой. На стене, окружавшей один из домов на улице Кассини, виднелась вывеска: "Абсолют, торговец кирпичом".
Латуш, верный своему пристрастию к старинной мебели, тканям, изящным безделушкам, и на этот раз вызвался помочь Бальзаку обставить его жилище. Оноре, Латуш и общий их друг Оже сами обили стены блестящим голубым коленкором, переливавшимся, как шелк. Надо сказать, что Бальзак, пошедший было ко дну, быстро вынырнул на поверхность. Он не только перестал думать о своих долгах, но все его помыслы были заняты теперь лишь одним - как элегантнее обставить квартиру. Он передвинул перегородку, заставил тщательно вымыть деревянную обшивку. За сорок франков он купил три коврика, за сто франков - стоячие часы на желтой мраморной подставке; в своем рабочем кабинете он поместил книжный шкаф красного дерева, на полках там красовались великолепные книги, некоторые - "Словарь" Беля и "Тысяча и одна ночь" - были переплетены Тувененом. "У меня нет роскоши, - писал он сестре Лоре, - но обставлено со вкусом и во всем гармония".
Какой человек, сидя в светлой галерее, обитой веселеньким перкалем в белую и голубую полоску, в состоянии думать о кузене Седийо и его зловещем балансе? "Слева, за драпировкой, притаилась небольшая дверь, она вела в ванную комнату, стены которой были оштукатурены под мрамор, сама ванна также была отделана под мрамор; свет проникал сюда сквозь высокое и широкое окно с красными матовыми стеклами; проходя сквозь них, солнечные лучи казались розовыми", - рассказывает Верде. Ванная комната точно у хорошенькой женщины! Бело-розовая спальня, залитая ровным светом, отливала золотом. "Прямо спальня юной новобрачной, герцогини пятнадцати лет". Возле изголовья кровати, скрытая складками драпировки из бело-розового муслина, находилась потайная дверь: через нее, пройдя по черной лестнице, можно было попасть прямо в сад. В рабочем кабинете лежал толстый пушистый ковер, узор его был выткан на черно-синем фоне; в шкафу стояло множество книг в переплетах из красного сафьяна с гербом Бальзаков д'Антраг; на этажерке черного дерева лежали красные картонные папки с золотыми литерами, на верхней полке виднелась гипсовая статуэтка Наполеона I. К ножнам шпаги был прикреплен листок бумаги со следующей надписью: "То, чего он не довершил шпагой, я осуществлю пером. Оноре де Бальзак". Он готовил декорации для будущих шедевров.