Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
Никто не может безнаказанно работать день и ночь. В начале апреля он ощутил крайний упадок сил и все нараставшую слабость. Доктор Наккар, пригрозив писателю, что у него может начаться воспаление мозга, предписал перемену обстановки и полный покой. Это уже превращалось в некий ежегодный ритуал. Бальзак отправился в Берри, где ненадолго остановился (на восемь десять дней) в поместье Фрапель, в просторном и уютном доме Карро. Однако пребывать в бездействии он не умел. Он работал там над "Цезарем Бирото" и "Щеголем" (впоследствии произведение это было названо "Старая дева") [Бальзак предполагал также дать это название ("Щеголь") своей повести, в окончательном варианте озаглавленной "Брачный контракт" (прим.авт.)]. Повесть "Серафита" давалась ему с трудом, и работа над ней подвигалась очень медленно.
Бальзак - маркизе де Кастри, 10
"Вот произведение, которое требует изнурительного, непосильного труда. Я долго бился над ним и теперь еще бьюсь дни и ночи напролет. Пишу, переписываю и опять пишу наново; однако через несколько дней все будет ясно: либо я прославлюсь, либо парижане ничего не смыслят".
Книга эта его буквально убивала. У него было впечатление (увы, правильное), что он работает в какой-то разреженной атмосфере, точно где-то над землей. Но он верил в эту книгу, он хотел превратить ее в вершину своего творчества, да и она ждала от него этой книги.
Он гулял по саду с Зюльмой, которая тяжело переносила беременность. Помогал своей приятельнице обставлять дом и попутно описывал ей свои любовные успехи. Она уже слышала о них от молодого художника Огюста Борже - тот случайно встретил Бальзака в обществе супругов Ганских. Оноре сказал Зюльме, что вскоре вновь свидится со своими боярами в Вене. Вместе с майором Карро он бродил по Иссудену, расспрашивал жителей, и они рассказывали ему всякие истории. Все это в один прекрасный день должно было найти себе место в романе "Жизнь холостяка". Этот необыкновенный человек за несколько дней узнавал о любом городке больше, чем знали старожилы.
Жизнь его как бы шла в двух планах. В реальном мире он успокаивал Зюльму, писал ласковые письма Еве, интриговал Анриетту де Кастри, рассуждал в австрийском посольстве о магнетизме, завтракал с сыщиком Видоком и с парижскими палачами - отцом и сыном Сансонами, в своем воображаемом мире он мало-помалу создал целое общество. Определенное место там предстояло занять Иссудену, как и Алансону. Из воспоминаний о квартале Марэ медленно возникали контуры "Цезаря Бирото"; горестные воспоминания, связанные с виллой Диодати, породили "Герцогиню де Ланже". Одно соседствовало с другим: литературные поделки ради заработка, этюды о нравах и великие замыслы. Истинная сущность Бальзака не в денежных хлопотах, не в любовных интрижках, а в творческом горении.
Двадцатого апреля он отправился в Консерваторию послушать Пятую симфонию Бетховена и признал в композиторе собрата по духу, равного себе художника. Он писал Ганской:
"Ах, как я жалел, что вас не было рядом! Я сидел в ложе один. Один. Какая это невыразимая мука. Во мне живет потребность в душевных излияниях, я ее обманываю упорным трудом, но при первом же волнении слезы бегут у меня из глаз... Я завидую только знаменитым людям, которых уже нет в живых: Бетховену, Микеланджело, Рафаэлю, Пуссену, Мильтону, - словом, всякий, кто был велик, благороден и одинок, не оставляет меня равнодушным. Обо мне еще не все сказано; я создал только часть великого творения".
Он походил на зодчего, который носит в себе замысел кафедрального собора, но пока не располагает необходимыми средствами для осуществления своего грандиозного проекта и вынужден ваять и высекать лишь детали. Непосвященные, видя отдельные камни, осуждают их форму, не понимая их предназначения. "Мы замечаем только красоты стиля; когда же надо спешно воздвигнуть здание, не заботясь еще о резьбе капителей и о пропорциях колонн, во Франции часто, не дожидаясь конца работы, выносят беспощадный приговор". Временами он ощущает усталость.
"Боюсь, что я в значительной мере уже проел свой капитал. Курьезно будет, если автор "Шагреневой кожи" умрет молодым. Порою я с отчаянием думаю, что мне так и не удастся завершить труд всей моей жизни!"
Затем им вновь овладевает законная гордость. Какой урожайный год! "Евгения Гранде", "Шуаны" (он переработал эту книгу), "Щеголь"; вскоре увидят свет "Серафита", "Взгляд на мир", "Воспоминания молодой женщины". Без сомнения, он забегал вперед; только еще задуманные произведения уже казались ему законченными; но какой другой писатель успел уже создать столько шедевров?
Однако нужно было жить, и реальный мир предъявлял свои требования. Младший брат Бальзака Анри всегда был мечтателем, совершенно лишенным жизненной энергии, которой в избытке обладал Оноре. Избалованный, боготворимый матерью, он, "вступая в жизнь,
Между тем от Анри два года не было никаких известий. Его положение на острове Маврикий резко изменилось к худшему. Английское правительство отказывалось разрешить ему дальнейшее пребывание там без денежного залога; школа, в которой он преподавал, закрылась. В июне 1834 года он сообщил о том, что возвращается во Францию. Снедаемая тревогой, госпожа Бальзак поспешила нанять для своего любимца меблированную квартиру в доме номер шесть по улице Кокнар, где жили супруги Сюрвиль.
Наконец дражайший Анри прибыл в Париж в сопровождении супруги и пасынка, Анжа Дюпона. Он вывез с островов пятьдесят тысяч франков долга и жену, которая была намного старше его. "Нужно ли было проделывать пять тысяч лье для того, чтобы найти такую супругу?" - с сарказмом спрашивал Оноре. Славный Сюрвиль взялся найти место для своего злополучного шурина: он определил его в строительную контору, во главе которой стоял сам, Сюрвиль в это время сооружал мост в городе Андели, в Нормандии. Анри там никак себя не проявил. Его жена ждала ребенка. Госпожа Бальзак, и без того склонная преувеличивать свои горести, была в отчаянии. "Она наказана за то, что предпочитала Анри другим детям", - говорил старший сын. Всегда готовая прийти людям на помощь, Лора Сюрвиль привязалась к своей незадачливой невестке, которой предстояло разрешиться от бремени в Андели, вдалеке от ее родного, залитого солнцем острова. Когда родился ребенок, Оноре, крестный отец, подарил ему колыбельку (роскошную, разумеется) - то была "походившая на гондолу колыбель с занавесочками". Чтобы спасти своего обожаемого Анри, госпожа Бальзак продала последнюю недвижимость, которой еще владела, - дом на улице Монторгей. Отныне она должна была существовать лишь на ренту, которую ей выплачивал старший сын.
Бальзак не сомневался, что сумеет полностью обеспечить семью. Ему удалось заключить с любезной вдовою Беше "изумительный" контракт на издание "Этюдов о нравах", да вдобавок к нему явился старший приказчик фирмы Беше, Эдмон Верде, честолюбец и хвастун вроде Годиссара, и предложил свои услуги в качестве издателя его книг; чтобы удостоиться такой чести, он готов был отдать все свои сбережения в сумме 3500 франков. Бальзак вышел к нему в своем белом халате, перехваченном золотой венецианской цепью, на которой висели золотые ножницы, и в домашних туфлях из красного сафьяна, расшитых золотом; он весьма холодно встретил посетителя и осыпал его насмешками: "Как? Предложить 3500 франков автору, который только что получил 27000 и которому журнал "Ревю де Пари" ежемесячно выплачивает 500 франков?" Первым и правильным побуждением Бальзака был отказ от предложенной сделки. Но вторым его побуждением было решение вновь пригласить Верде. Оноре никогда не умел противиться соблазну получить хоть немного "наличных денег". Как-никак, имея 3500 франков, можно будет уплатить срочные долги, а потом "смышленых книгоиздателей не часто встретишь". "Прославленный Верде" был польщен и отдал все свои сбережения ради простой перепечатки "Сельского врача". Книга так быстро разошлась, что Верде принял дерзкое решение сделаться отныне единственным издателем Бальзака. Почему бы и нет? Ведь у самого Вальтера Скотта был всего один издатель, а единый авторский замысел было бы легче осуществить единственному издателю.