Прометей, или Жизнь Бальзака
Шрифт:
И тут же от грядущего он переходил к настоящему. Банкир уже спас его: "Ведь это немало - сказать себе: Я спас самого Бальзака!.. И Бальзак независим! Вы еще увидите, любезные мои друзья и любезные мои недруги, как быстро он зашагает вперед!" И грезы или роман развивались дальше. Вот Бальзак уже член Академии. Оттуда до палаты пэров всего один шаг. Став пэром, он сделается затем министром, дела в его министерстве пойдут превосходно; и он снова мысленно возвращался к банкиру, который помог ему выйти из трудного положения. "Он уготовит себе прекрасное будущее. О нем станут говорить: "Этот человек понял Бальзака, поверил в его талант, ссудил ему деньги и помог достичь славы, которой сей писатель заслуживает. Честь ему и хвала".
В начале 1836 года Бальзак сильно нуждался в таком человеке, который снабдил бы его деньгами. 11 декабря 1835 года весь тираж третьего десятка "Озорных рассказов", принадлежавший
Судя по всему, эта затея была делом безнадежным, но в уме Бальзака она тотчас же превратилась в блестящее начинание. Во-первых, он каждый месяц будет давать в газету свой рассказ, что привлечет подписчиков. В новом органе станет сотрудничать Виктор Гюго. Гюстав Планш, повздоривший с Бюлозом, будет вести отдел литературной критики. Жюлю Сандо поручили пригласить в газету Теофиля Готье, талант которого был замечен Бальзаком; вскоре он превратит Теофиля в одного из "коней" своей конюшни. Сердце Готье сильно колотилось, когда его принял Бальзак, облаченный в свою сутану из белого кашемира с капюшоном. Прославленный романист дружески заговорил с молодым писателем, а тот любовался его атлетической шеей, напоминавшей колонну, носом необычной формы, высоким и благородным лбом, а главное - его глазами, "глазами, взгляда которых не выдержал бы даже орел, глазами, способными видеть сквозь стены, читать в сердцах, глазами властелина, ясновидца, укротителя".
Готье обещал дать статьи. Газетный король Бюлоз в бешенстве. "Планш, говорил он, - обнимается с Бальзаком, которого, как вам известно, терпеть не может, и целует в зад Гюго, которого прежде поносил! Превосходный альянс!.. Неужели вам не смешно?" Однако Бальзак относился вполне серьезно к "Кроник де Пари". Опираясь на этот "влиятельный орган", каковым он будет полновластно распоряжаться, он сможет наконец сделать карьеру политического деятеля, о которой давно мечтал. Но главное - "золото потечет рекой", он будет иметь по крайней мере 20000 франков в год, ибо Бальзак - директор издания станет по-королевски расплачиваться с Бальзаком-редактором, а Бальзак-администратор станет получать, кроме того, приличное жалованье. Таким образом, все проблемы будут разрешены. Оставалось только одно препятствие: нужны были наличные деньги, чтобы сняться с якоря. Ну, за этим дело не станет! Добрый ангел семьи, госпожа Делануа, ссудила 15000 франков. "Дело пойдет на лад, - писал Бальзак Лоре.
– Передай славному Сюрвилю, что первый шаг к власти уже сделан". Как все чудесно устраивается! "Славный Сюрвиль" разработал проект нового канала; это предприятие должно было принести ему 200000 франков. Сделавшись влиятельным политическим деятелем, Бальзак добьется утверждения проекта и разделит доходы со своим зятем. Они все разбогатеют. Они уже были богачами... в воображении.
Первый номер "Кроник де Пари" появился 1 января 1836 года. Виктор Гюго, Гюстав Планш, Альфонс Карр, Теофиль Готье, Шарль де Бернар вошли в состав новой блестящей редакции. Анри Монье, Гранвиль, Домье обещали карикатуры. Будущий министр Бальзак оставил за собой хронику международной политики. Он пригласил к себе в качестве секретарей для подготовки материалов двух молодых аристократов, нуждавшихся в деньгах не меньше, чем он сам: то были маркиз де Беллуа (Бальзак называл его Кардиналом) и граф Фердинан де Граммон. На деле же Бальзаку одному приходилось заниматься газетой, и он справлялся с этим легко.
Что за важность! Зато славно посмеялись. Бальзак любил веселье и понимал толк в шутках. С особым удовольствием он сочинял "приблизительные" поговорки. Наиболее удачные он аккуратно записывал: "Случай хватов плодит", "Пей, да мимо рта не лей", "Скажи мне, кто твой друг, я скажу, кто твой враг". Если кто-либо из друзей придумывал забавный вариант, раскатистый смех сотрясал внушительное брюшко Бальзака. Игру слов - любит пустослов? Возможно, но человек, который вынашивает в мозгу целый мир, вправе хоть на один вечер сбросить с плеч свое бремя. К тому же шутливые поговорки он, подобно всему прочему, бросал в тигель "Человеческой комедии", и позднее мы услышим их из уст ученика живописца Мистигри ("Первые шаги в жизни").
В январе - феврале 1836 года Бальзак работает лихорадочно, но все, что создано им, превосходно. В эти месяцы он публикует в "Кроник де Пари" несколько новелл - одни написаны специально для газеты, другие лежали в ящиках его письменного стола; это "Обедня безбожника" (он мастерски изобразил в ней под именем Деплена знаменитого хирурга Дюпюитрена), "Дело об опеке", "Фачино Кане", рассказ старого врача из "Неведомых мучеников". "Никогда еще уносящий меня поток не был столь стремительным; никогда еще столь чудовищно величественное произведение не овладевало человеческим мозгом. Я сажусь за работу, как игрок за игорный стол".
И самое удивительное было то, что, как ни быстро работал Бальзак, подстегиваемый необходимостью, качество его произведений неизменно оставалось высоким. Даже политические статьи были написаны с блеском. Он высмеивал близких к правительству журналистов, которые разглагольствовали об "идеях" Тьера и Гизо: "И у господина Гизо, и у господина Тьера есть только одна идея - управлять нами... Господином Тьером всегда владела только одна мысль: он постоянно думал лишь о господине Тьере... Господин Гизо подобен флюгеру, который венчал одно за другим три здания; господин Тьер подобен флюгеру, который, несмотря на свою ненадежность, остается на одном и том же сооружении".
Блестящая, задиристая газета "Кроник де Пари", казалось, могла рассчитывать на успех. Поначалу число подписчиков росло "с чудесной быстротой", утверждал Бальзак, всегда тяготевший к превосходной степени. Но слово "чудесный" на поверку оказывалось только поэтическим вымыслом. В январе прибавилось сто шестьдесят подписчиков, в феврале - сорок, в марте - только девятнадцать, а в июле - всего лишь семь. Но Бальзак все еще не пробуждался от грез. 26 марта он послал госпоже Ганской следующую реляцию о победе:
"Во мне всегда жило нечто, заставлявшее меня поступать не так, как другие; вот почему моя верность, быть может, диктуется гордыней. С самого начала я мог рассчитывать только на свое "я" и потому был вынужден растить, укреплять это "я". Такова вся моя жизнь, жизнь, лишенная заурядных удовольствий. Ни один из окружающих меня людей не захотел бы так жить, даже "ради славы Наполеона и Байрона, вместе взятых", говорил де Беллуа... Я игрок, бедняк в глазах окружающих, но раз в году я ставлю на карту все свое состояние и одним ударом возвращаю себе то, что другие пускают по ветру!.. Разве я вам не говорил в Женеве, что не пройдет и трех лет, как я начну возводить здание своего политического могущества? Не повторил ли я вам этого в Вене? Так вот, "Кроник" - это то же самое, чем был в свое время "Глобус" (та же идея), но только моя газета занимает место на правом фланге, а не на левом; в ней воплощена новая доктрина роялистской партии. Мы представляем собой оппозицию и проповедуем неограниченную власть, а это значит, что когда дойдет до дела, то мы не вступим в противоречия с нынешними своими заявлениями. Я главный редактор этой газеты, которая выходит два раза в неделю форматом в одну четвертую долю листа... Я вложил в это предприятие 32000 франков, и, если число подписчиков превысит две тысячи, вложенный мною капитал будет приносить 20000 франков годового дохода, не считая гонорара за статьи, которые оплачиваются очень хорошо, и жалованья редактора. У нас хватит средств на два года... Не правда ли, какое грандиозное начинание? Я стою во главе газеты три месяца, и с каждым днем ее влияние и авторитет возрастают".