Прометей: Неандерталец

Рави Ивар

Бобровые домики или хатки находились в самом центре этого водного пространства. Сама хатка представляла собой кучу из веток, бревен и глины, теперь глину я видел отчетливо. Вся эта конструкция возвышалась над водой на метр и имела в поперечнике не менее трех метров. Что там внутри, какие ходы и где они выходят, одному водяному известно.

Бобры чрезвычайно осторожные животные, в этом я убедился сам. Стоило нам с Санчо пройти еще пару метров, как сразу с двух берегов грызуны бросились в воду и, торопливо доплыв до хатки, исчезли внутри всей этой конструкции.

— Ха (не получится), — неандерталец покачал головой, давая понять, что поимка бобра трудное занятие.

Осторожность

бобров и скепсис дикаря меня, наоборот, раззадорили. Неужели я не умнее этих животных, должны у них быть слабые стороны. Но, сколько я не ходил по берегу, ничего умного в голову не приходило. Была даже идея доплыть до их хатки и, разбирая ее, достать грызунов. Но вряд ли животные не имели выходов из этого сооружения под водой, чтобы уплыть в случае опасности. А озерце интересное, образовалось оно благодаря плотине. Вода здесь практически была стоячей, её избыток уходил, бесшумно переливаясь через верхние бревна плотины.

Если климат здесь суров, и на реке образуется лед, даже если он образуется в верховьях, то ледоход снесет плотину, и бобрам каюк. Что-то было в этой мысли, что заставило меня даже остановиться. Я упускал какую-то важную деталь.

Я снова попытался проанализировать мысль: лед на реке, ледоход. Вспомнив скорость течения в каньоне и извилистые берега, ледоход я отмел. Сюда лед не дойдет, его разобьет о берега намного выше по течению. Но мысль упорно билась, и вскоре я облегченно выдохнул: ну, конечно! Если плотину снесет, бобры не будут окружены таким водным пространством. И что они сделают? Правильно — бросятся восстанавливать плотину, где мы их и добудем.

Дошел до самой плотины ниже по течению. Разрушить ее будет нелегко. Бревна уложены в ряд, между ними ветки, даже щели залеплены мусором с глиной. Но попробовать стоит, только вот как объяснить свой замысел неандертальцу, который тенью следует за мной.

Когда я скинул накидку и шорты, Санчо все понял без слов. По крайней мере, он приготовил дротики, собираясь разить животных. Я вошел в воду и поежился, температура точно не для купания. Стараясь согреться, я сделал несколько заплывов до бобровой хатки и обратно. Животных нигде не было видно, видимо, они ушли через подводные ходы.

Первое бревно я освобождал от веток и слоя грязи почти полчаса, даже умаялся. Столкнув его в воду, я смотрел, как оно уплывает на юг. Освободив еще два бревна, я получил сильное течение, которое меня перенесло через плотину на другую сторону. Пришлось выбираться на берег, чтобы вернуться наверх. Только на суше я понял, как мне холодно, зуб на зуб не попадал. Решил пока повременить, может, этого уровня разрушенной плотины хватит, чтобы снизить уровень воды в запруде.

Пробежался до нашего костра, от которого остались тлеющие угольки. Быстро набросав на них хвороста, я раздул пламя и стал греться. Пламя стало быстро набирать силу, я стал отогреваться, решив больше не лезть в воду. Санчо принес мою одежду и через час, мы, крадучись, прошли в плотине, чтобы оценить масштаб разрушений, вызванных нашими действиями. За час, уровень воды серьезно понизился, и бобры почувствовали угрозу. Не менее двух десятков животных сновали в воде, подтаскивая ветки, чтобы заткнуть дыры, которые образовались в результате моих действий. Еще трое бобров усиленно грызли дерево у самого основания. Ствол метрового в обхвате дерева был уже прогрызен на треть. Еще полчаса и гигант рухнет прямо в воду. А там бобры его сумеют пристроить к плотине.

Неандерталец своего бобра заколол одним ударом, мой удар дротиком прошелся по касательной, и животное бросилось в сторону воды. Но вторым ударом мне удалось пришпилить хвост к земле. Бобр отчаянно заверещал, но удар каменного топора

по голове прервал этот крик. Этого было достаточно, чтобы все бобры моментально исчезли. Двух животных мы добыли, я не сомневался, что грызуны продолжат работу, невзирая на потери. Вернувшись к своему костру, мы ободрали бобров. Санчо сразу сел чистить шкурку, скобля ее своим топором. Я же, вколотив две жерди, надел тушку животного на вертел и принялся готовить. Бобер был жирный, растаявший жир капал на угли, вызывая шипение и распространяя аромат.

Санчо был прав, мясо бобра оказалось очень нежным и вкусным. После трапезы мы почти два часа отдыхали, давая желудку работать с полным приливом крови. Сегодня неандерталец наконец наелся. После бобра он умял еще кусок вчерашнего жареного мяса оленя, и его живот стал напоминать беременность в тридцать недель. Шкурки были растянуты и зафиксированы колышками на лужайке, куда проникали солнечные лучи.

До вечера мы еще дважды ходили на бобров и один раз добыли еще двоих зверьков. Третья попытка была неудачная. Стоило нам приблизиться к плотине на двадцать метров, как раздался свист, и животные попрыгали в воду. Свистел бобер, который стоял на самой верхушке хатки, откуда наш берег великолепно просматривался. В принципе четырех шкурок было достаточно, чтобы сшить унты и себе и дикарю, поэтому неудача не нас расстроила. Намочив мочой шкурки, Санчо продолжал терзать их камнем, стараясь сделать кожу мягкой. Периодически он мочил шкурки в воде и снова, поскоблив, растягивал для сушки.

За весь следующий день после трех попыток нам удалось добыть всего одного бобра. Бобры свалили дерево, и оно за счет огромного ствола частично замедлило отток воды. Бобры, видимо, работали и по ночам, поэтому разрушенная плотина снова стала подниматься над водой. Меня это не особо заботило. Завтра с утра мы собирались продолжить путь, а пока же наслаждались вкусным мясом и собирали ягоды, которых в лесу было множество.

В одном месте я наткнулся на группу ивовых деревьев и потратил час, обдирая кору. Теперь у меня снова был пояс на бедра, за который можно было засунуть нож-рог и еще один пояс, чтобы прихватывать меховую накидку вокруг пояса. Из оставшейся коры я сделал подобие кукана, на которые мы повесили мясо, которое оставалось после охоты на бобров. Пока шкурки бобров не годились для выделки, поэтому я просто обмотал той же корой полуразвалившиеся унты, ставших похожими на деревенские лапти крестьян в исторических фильмах.

В последнюю ночь у бобровой плотины, Санчо меня удивил, когда совсем неожиданно для меня произнес:

— Макс.

«С» у него получилось как «ш», но и это был успех. Я потратил около часа, пытаясь заставить его выучить простые слова. Дикарь очень старался, мышцы лица и шеи вздулись от напряжения, но больше нормальных слов произнести он так и не смог.

Ночь прошла без проблем, а утром мы двинулись в путь, не без сожаления покидая гостеприимное место, порадовавшее нас обилием бобров и ягод.

Река уже значительно расширилась. По ходу нашего движения в нее впадала речушка с кристально чистой водой, где мы от души напились, и я наполнил фляжку. Интуиция подсказывала, что мы находимся недалеко от мест, где могут повстречаться люди, но пока мы их не видели. Зато на третий день пути мы наткнулись на еще одну бобровую плотину. Сейчас мы шли куда медленнее, постоянно огибая препятствия на пути. Думаю, что за сутки мы проходили не больше тридцати километров в самом лучшем случае.

Вторая бобровая плотина была намного больше, как и сама колония бобров. Либо здесь не было хищников и людей, либо бобры настолько утеряли бдительность, что нам без труда с первой попытки удалось добыть двух зверьков.