Прометей: Неандерталец
Шрифт:
И снова вертел, и ароматный запах плывет над рекой, заставляя глотать слюни. Я часто ловил себя на мысли — почему так много времени уделяю размышлениям о еде. Но этому, мне кажется, была причина. Это был каменный век, здесь нет холодильников. Нет супермаркетов и кафе. Здесь ты потребляешь в пищу то, что способен поймать или найти. И вопрос еды — это главный вопрос для первобытного человека.
После еды мы решили здесь переночевать. Время уже приближалось к вечеру. Снова я тренировал голосовую щель Санчо, заставляя его произносить слова. Добился того, что слова «еда» и «вода» парень научился произносить довольно внятно. Делал он это по слогам, но смысл произносимого был понятен. От попыток правильно произносить слова.
— Санчо, пора тебе принять ванну, от тебя несет как из городской помойки.
Дикарь не понял моих слов, но жесты воспринял правильно, со страхом в глазах оглядываясь на реку. Я был неумолим. Окриками и гневным выражением лица я заставил парня снять кусок шкуры с бедер и загнал его в воду. Пришлось залезть и самому, чтобы личным примером стимулировать парня к купанию.
Стоя в воде по колено, Санчо со страхом в глазах озирался вокруг, надеясь, что произойдет чудо, и его освободят от этого ужасного действия. Но чуда не произошло, и парень начал тереть себя водой, следуя моему примеру. Труднее всего было заставить его помыть голову. Никакие уговоры не помогали, и тогда я хитростью повалил его в воду, поставив подножку.
Впервые я услышал, как человек ревет словно медведь. Выскакивая из воды, парень случайно зацепил меня своей клешней по носу, причинив адскую боль. Кровь моментально закапала на бороду, которая уже отросла сантиметров на десять, а сам нос вздулся, словно носы борцов и боксеров с Северного Кавказа. Я стал прикладывать воду к носу, чтобы остановить кровотечение и снять отек.
«Долбанный людоед, если ты мне сломал нос, я тебя нашинкую как капусту», — мысленно ругался я. Вскоре кровь остановилась, но отечность была солидной. Скосив глаза, я не узнал свой аккуратный нос. Вместо него там теперь топорщился негритянский шнобель, с накачанными крыльями.
Неандерталец, увидев кровь из моего носа, заскулил как побитая собака, и прямо в воде обхватил мои колени, прижимаясь к ним головой. Его раскаяние было столь велико, что мне стало стыдно. Положив ему руку на мокрую голову, я пробормотал, все еще запрокидывая голову:
— Все нормально, это не твоя вина, перестань скулить как щенок, грудь все равно не дам.
Санчо по интонации голоса понял, что он прощен, поднялся с колен и посмотрел мне в глаза:
— Макш, вода, — он сел и потом лег на спину, скрывшись полностью в воде.
Я смотрел в изумлении, как пузырьки воздуха вырываются наружу. А дикарь лежал, раскрыв глаза. Вот он дернулся, когда вода стала попадать в рот, но сдержался, чтобы не подняться.
— Идиот, — я рывком поднял мальчика из воды, после чего он начал выблёвывать воду, заходясь в кашле, — верность докажешь другим способом, а не готовностью к самоубийству!
Глава 13. Побережье
После второй бобровой запруды река стали менять направление, поворачивая на юго-запад. Последние три дня мы шли по берегу широкой реки, которая стала сильно петлять — верный признак того, что побережье было уже недалеко. Все это время у нас не было времени на охоту, и мы добивали старые остатки пищи. Периодически встречались ягоды, которые неандерталец, предварительно обнюхав, признавал годными для еды.
Сегодня был четвертый день с тех пор, как мы ушли от бобровой плотины. Утром, двинувшись в путь, мы наткнулись на раненую косулю. Обессиленное животное даже не пыталось бежать и не смогло встать, когда Санчо вплотную подошел к ней. Косуля подняла глаза и посмотрела в глаза убийце, который ударом каменного топора по голове прекратил мучения животного. На боку у косули торчал осколок каменного копья, точнее наконечник. Само древко упало или сломалось во время бега животного.
Я вытащил наконечник длиной около десяти сантиметров — это был кусок скальной породы, которому ударами камней придали относительную остроту и форму. В любом случае, это был тревожный сигнал, где-то недалеко обитали люди, которые ранили животное. Неандертальцы или кроманьонцы? Принципиальной разницы не было, для тех и других я был чужой. Чужой для кроманьонцев по цвету кожи и чужой для неандертальцев по телосложению.
— Га! (опасность, будь внимателен), — Санчо кивнул и крепче сжал свой каменный топор.
Первоначально, я определил возраст дикаря примерно в тринадцать лет. Но присмотревшись, понял, что мальчик старше и, скорее всего, он находится в возрасте примерно пятнадцати лет по меркам моего мира. Его рост не совсем вписывался в традиционный средний рост неандертальцев: на обильном питании за две последние недели парень прибавил пару сантиметров и вытянулся прямо на глазах.
Мускулатура была развита прекрасно, а его живот не был бочкообразным, как у остальных дикарей. Талии как таковой не было, но отличие от остальных дикарей его племени бросалось в глаза.
У меня возникло предположение, что отцом мальчика мог быть кроманьонец. В пользу этой версии говорил и более смуглый цвет кожи. Такие смешения в каменном веке могли иметь место, но способны ли метисы сами давать потомство? От размышлений меня отвлек тихий предупреждающий голос Санчо.
На противоположном берегу реки появилось пятеро неандертальцев. Они вышли из-за деревьев и остановились на берегу, не подходя близко к воде. Дикари совещались, показывая на наш берег. Мы лежали за кустами, скрытые от посторонних глаз, и наблюдали за дикарями. Это были охотники, они шли по следу раненого животного. Косуля переплыла реку, но это отняло все её силы, и мы смогли взять ее голыми руками. Дикари о чем-то говорили, но слов не было слышно. Убедившись, что переправы через водную поверхность нет, дикари снова углубились в лес.
Хорошо, что мы не успели развести огонь. Хотя между нами была река, все равно не стоило раскрывать свое местонахождение. Выпотрошив косулю, Санчо взвалил ее на плечи, и мы тронулись в путь. Прежде чем решили зажечь огонь, мы прошли около трех километров. Костер мы разложили в ста метрах от реки в небольшой ложбинке, которую сплошной стеной окружали деревья. Неандерталец очень долго собирал хворост, отбирая лишь сухие ветки, чтобы максимально уменьшить появление дыма.
Солнце уже не припекало, и погода была прохладная. Можно было не беспокоиться о том, что мясо быстро протухнет. Закидав во избежание пожара угли землей, мы двинулись дальше. Теперь впереди шел я, а дикарь с косулей на плечах шел, отставая на пару метров. Уже перед самыми сумерками прямо впереди по течению реки показались горы. Завтра мы будем у подножья гор, и что-то мне подсказывало, что эта горная цепь находится прямо на побережье.
Ночь прошла без приключений. Было довольно холодно, осень понемногу заканчивалась и надвигалась зима. Судя по всему, мы находились севернее моей старой бухты. А там зимой был снег, хотя морозы особо не беспокоили. Следовало ожидать, что в этих широтах зима будет холоднее и снега будет больше. Мы потеряли много времени на остановки, надо быстрее двигаться на юг, уходя от надвигающейся зимы.
К обеду стало ясно, что впереди находятся не горы как таковые, а всего лишь довольно высокие холмы, увенчанные несколькими крупными скалами. Перед нами начинался подъем, русло реки углубилось и берега стали обрывистые. Чем больше был подъем, тем отвеснее становились берега реки. Теперь она, немного ускорившись, текла ниже метров на десять. После обеда мы достигли верхушки холма, где остановились, пораженные открывшейся картиной. Величавое море гнало на берег волны с белыми барашками. В лицо дохнуло теплым воздухом, вызвав у меня ассоциации с отдыхом на черноморском побережье Кавказа.