Прометей: повелитель стали
Шрифт:
— Спасибо, ребята, но Русы очень надежное племя. А штука с затмением нам весьма сильно сыграла на руку. Периодически все люди хотят верить в чудеса и это астрономическое явление оказалось как нельзя кстати и вовремя.
— Да, сэр, это было жутко правдоподобно, особенно когда вы заставили всех хором просить и солнце стало появляться. Это поколение дикарей не забудет такой картины и даже их дети будут помнить, как вы упросили Бога вернуть солнце, — Лайтфут радовался как ребенок, дорвавшийся до сладкого.
— Ладно, парни, пойдемте в дом, Нел нас накормит, а пока поговорим о делах, — я пропустил
— Нел, ставь на стол, у нас гости, — моя жена выскользнула из спальни, куда забилась во время затмения, а ее округлившиеся глаза выдавали пережитый страх и волнение.
— Макс Са, согреть мясо? — заикаясь, произнесла она, еще полностью не отойдя от страха.
— Не надо, просто нарежь его ломтиками и сделай нам малиновый чай. Чай был моей фишкой для американцев, которые, занятые своей работой, просто не удосуживались заниматься подготовкой малины для чаепития.
— Эх, сюда бы кофе, — мечтательно произнес Лайтфут, закатывая глаза.
— И табак, — буркнул заядлый курильщик Тиландер, который даже спустя три года пребывания в этом мире, думал о курении.
— Насчет табака не знаю, а вот кофе не так далеко от нас, при желании мы могли бы попробовать его достать, — ответил я, закидывая ломтик мяса в рот.
— Как недалеко, сэр? Организуем экспедицию, я готов месяц идти пешком, если мы сможем найти кофе, — Лайтфут даже привстал.
— Сейчас, минутку, — я сходил в спальню за своим атласом и открыл книжицу, — есть две версии родины кофе — это Эфиопия и Йемен. До Эфиопии, — я посчитал сантиметровые клеточки в карте, перелистнул страницу и еще дважды, пока не добрался до Эфиопии, — порядка трех тысяч километров или тысяча восемьсот миль. До Йемена, — снова проделал манипуляции, — больше двух тысяч километров или примерно тысяча триста миль.
— Многовато, — обреченно вздохнул Лайтфут, теряя надежду в скором времени попробовать кофе.
— В Эфиопию многовато, да и опасно, — согласился я, но Йемен мы могли бы осилить. Но у нас другая задача: после экскурсии на Кипр за самолетом, мы не пойдем в Турцию за капсулой.
— Почему, вы же планировали вторую экспедицию, сэр, — вступил в разговор Тиландер, цедя чай из глиняной миски. Он нечасто вступал в разговор, когда мы собирались вместе, но его слова всегда были по существу. Вот и сейчас он уловил главное, на его взгляд.
— Нет смысла, Герман. Если наша «Акула» достойно покажет себя при плавании на Кипр, мы после хорошей подготовки провианта и парочки прибрежных экспедиций, попробуем пересечь Атлантику и добраться до Бермуд. Если мы найдем «дверь» на свою планету, то капсула нам будет не нужна. Если же наша попытка окажется безуспешной — мы отбуксируем капсулу на обратном пути.
— Это очень умно, — в один голос согласились оба американца.
— Герман, у меня вопрос, каковы наши шансы пересечь Атлантику на таком суде?
— Сэр, у нас есть компас, есть ваш атлас и есть карты наших офицеров, они правда все бассейна мексиканского залива, но думаю, что мы сможем не сбиться с пути.
— Я не об этом, Герман. Я о надежности нашего судна и его возможностях многодневного перехода. А если будет шторм? Выдержит драккар силу стихии природы? Не получится ли, что мы сами осознанно пойдём навстречу своей гибели.
Тиландер несколько минут собирался с мыслями. Прокашлявшись, он осторожно начал убеждать меня в том, что до перехода через Атлантику, надо будет помимо Кипра, совершить пару более дальних переходов, чтобы проверить судно. Что с каждым морским плаванием, будет выявляться тот или иной недочет и только будучи уверенным в благополучном переходе, можно будет пускаться в путь. Пока он говорил, я делал подсчеты на своем атласе. Цифры расстояния, которое нам предстояло преодолеть, вызывали трепет.
— Герман, отсюда до Бермуд больше девяти тысяч километров.
— Сэр, посмотрите сколько до Бермуд от Азорских островов?
— Три с половиной тысячи, — ответил я и предвосхищая его следующий вопрос, добавил, — а от Гибралтара до Азорских островов тысяча семьсот километров. И три тысячи семьсот от нас до Гибралтара. Нам придется проплыть четверть окружности Земли, если размеры планет совпадают, а судя по всему, так оно и есть. Так что, не хочу никого обнадеживать, но задача нам предстоит непростая. Но на то мы и разумные люди, чтобы решать проблемы, ставить задачи и достигать цели.
Лайтфут сидел молча, но потом задал вопрос, который меня и удивил, и обрадовал:
— Сэр, разве это труднее, чем летать среди звезд? Если вы сумели с космоса попасть на Землю, неужели вы не сможете довести нас до Бермудских островов?
— Уильям, я космонавт, а не мореплаватель, в морских делах я полагаюсь на Германа.
— При всем уважении, сэр, вы не просто космонавт. Вы Прометей, которого сам Господь Бог послал, чтобы принести свет этим людям и вернуть нас домой, — в его голосе было столько силы и убежденности, что мне захотелось проверить, не висит ли нимб над моей головой. Ну или другого знака, который характеризовал бы меня как небесного посланника.
— Ладно, парни, мы немного забежали вперед, у нас даже судно не готово, а мы уже кругосветку совершаем, давайте не будем запрягать телегу впереди лошади, — подвел итог обсуждения известной русской поговоркой. Мне пришла в голову одна интересная мысль, но пока было рано ею делиться.
Глава 18. С мула на скакуна
Солнечное затмение добавило положительной кармы, но снова немного отдалило от меня людей, которые стали видеть во мне что-то неземное и могущественное. Даже мои ближайшие сподвижники в лице братьев Нел, Лара и Хада снова стали опускать глаза вниз при разговоре. Только Рам и Миа вели себя как прежде. Даже Нел несколько дней была сама не своя: отвечала невпопад и, разумеется, полностью уступила меня Мии, которая не преминула воспользоваться такой уступчивостью.
Хер теперь буквально жил на пороге моего дворца: улучив момент, когда я не занят, он приставал с вопросами о Боге, о законах, которые надо блюсти. Я охотно доводил до него облегченную версию Единобожия, в которой тесно переплетались моменты из всех трех мировых религий. Так я совершенно окончательно узаконил многоженство, ограничив число жен четырьмя, запретил внебрачные отношения, воровство и убийство. По сути, адаптировал свое «Правило Десяти» под заповеди, которые помнил из книг или фильмов.