Промзона. Снежная Королева
Шрифт:
Встала, пошатнулась, затем сжала кулаки и зашагала вслед удаляющегося автофургону, сознавая, что догнать его уже не получится. Снова срезать путь негде. Да даже если догонит, что будет делать? Опять швырнёт в этого железного монстра обломки кирпичей? Глупо! Впрочем, рассудительность и отчаянное положение не лучшие союзники, это её хоть как-то оправдывало. И она шла вперёд, ощущая, как кровоточат ступни, как набухает в груди холод. Звук двигателя становился тише, автофургон удалялся, но он оставил за собой след в виде дыма, который клубился в белой мгле.
Тяжело дыша, Герда миновала серое здание автосервиса с выбитыми стёклами и сгоревшей машиной возле входа. Прошагала ещё метров
Промышленная зона. Вдаль тянулась дорога, стиснутая с обеих сторон бетонными заборами с ржавой бахромой колючей проволоки. На одном из сегментов ограды кто-то намалевал красной краской слова: «Хочешь жить — вали нахер! Здесь — ад!» Чуть ниже был изображён ухмыляющийся дьявол с большими перекрученными рогами. Герде подумалось, что этот урод смеётся над ней, над её паскудным положением. Она закричала, сжав кулаки так, что костяшки побелели. Ей хотелось рвануть дальше, в туман, но здравый смысл всё же возобладал.
Идти в промышленную зону прямо сейчас — значит погибнуть. В Речном и Солнечном знали, что там обосновались банды, мутанты и различные психопаты, а потому к промзоне даже не приближались. Каких только историй не рассказывалось об этом месте, и их объединяло одно — все они были жуткими. Герда тяжело вздохнула. Если она умрёт, кто спасёт Кая? Нужна помощь. Надо идти к мэру, пускай выделит людей. И нужно сохранять хладнокровие, не допуская паники. Только так можно помочь брату. Только так!..
Раздался визг, сменившийся шипением. Из тумана выскочила крыса размером с крупную кошку. Чёрные глаза блестели, шерсть покрывали пятна парши. Тварь неестественно широко раззявила пасть, обнажив длинные жёлтые зубы, из глотки выскочило нечто, похожее на покрытый слизью длинный тонкий хлыст, с острым как наконечник стрелы костяным отростком на конце. Со свистом рассекая воздух, он метнулся к Герде.
Ещё вчера она незамедлительно бросилась бы наутёк. Но сейчас эта крыса-мутант не вызывала страха. Ненависть поглотила все чувства. Ненависть к похитителям Кая, к этому проклятому утру, к ухмыляющемуся дьяволу на заборе, к туману. Заскрежетав зубами, она двинулась к крысе, ловко перехватила рукой и рванула на себя «хлыст», который через мгновение мог бы вонзиться ей в горло. Злость помогала, давала силы. Тварь взвизгнула, заметалась, царапая когтями асфальт. Герда, взревев по-звериному, схватила её обеими руками за шею, сдавила, ногти вонзились в плоть. она сжимала пальцы, дрожа всем телом, рассудок застилала тьма. Глаза крысы стали мутными, из пасти потекла серая пена, а Герда всё давила, давила, а потом швырнула уже мёртвую тварь в изображение дьявола.
Прошло немало времени, прежде чем она успокоилась, пришла в себя. Поглядела на свои окровавленные ладони, затем устремила взгляд в сторону промзоны. Там, в тумане, виднелись кирпичные трубы какого-то завода.
— Я найду тебя, Кай. Клянусь, я тебя найду.
Герда развернулась и, прихрамывая, зашагала прочь, чтобы в скором времени вернуться. На лбу темнела гематома, носки были порваны в клочья. Солнце поднималось над домами многострадального старого города, день обещал быть ясным. Туман рассеивался, демонстрируя взору неприглядную картину разрухи — печальный итог шествия четырёх всадников.
Глава 2
Герде хотелось действовать без промедления, но нужно было позаботиться о себе, о раненых ногах, не то потом и половину пути до промышленной зоны не пройдёт. Импульсивность теперь её враг. Нужно думать, прежде чем что-то делать.
Она вернулась в поселение, когда от тумана даже призрачных клочьев не осталось. Солнце иссушало росу, утренняя свежесть сменялась духотой. Герда поднялась в свою квартиру, выпила две кружки воды, затем содрала лохмотья носков, промыла ранки, продезинфицировала, истратив весь запас перекиси водорода, после чего умело и туго перебинтовала ступни — навык был получен во время войны, когда её, несмотря на возраст, взяли работать санитаркой в местной больнице.
— Ничего, пустяки, — пробормотала. — На мне всё как на собаке заживает.
Она сказала это вслух, только чтобы подбодрить себя. Ей сейчас это было необходимо. Поверх бинтов натянула носки, прошлась по комнате, кивнула, соглашаясь с ранее произнесёнными словами. Больно, но терпимо.
Её взгляд, как магнитом притянули фотографии в рамках на стене. И стало действительно очень больно. На снимках были родители, бабушка, маленький Кай. Герде казалось, что сейчас они все смотрят на неё с упрёком. Захотелось встать на колени и молить их о прощении за то, что проспала вторжение в квартиру похитителей, за то, что не сдержала данное отцу и матери слово, когда те умирали: заботиться о брате. Но на колени не встала, осознав. что раскиснет, ослабнет, если полностью даст волю эмоциям. А она обещала себе быть хладнокровной, сильной.
— Простите меня, — ограничилась лишь этими словами.
Сглотнув подступивший к горлу горький комок, Герда начала готовиться к походу. Надела старые, но всё ещё добротные джинсы, чёрную футболку, повязала на голову выцветшую бандану. С антресоли достала рюкзак, положила в него две литровые бутылки с водой, провизию из полученного в пятницу пайка, тонкий свитер и куртку с капюшоном. Из тумбочки вынула охотничий нож в чехле, прикрепила к ремню. Раньше она с этим оружием не расставалась, потому что даже в охраняемой зоне могла поджидать опасность, а когда набеги мутантов прекратились, расслабилась, убрала нож с глаз долой. «Мирные времена настали», — радовались жители поселения. И она радовалась, веря, что так теперь будет всегда.
Но человек предполагает, а кто-то там, наверху, располагает. А может, внизу. И вряд ли это тот самый справедливый бог, о котором постоянно трындел отец Кондрат.
Ботинки Герда надела осенние, крепкие. Учитывая, что на её ступнях были бинты и носки, только такая обувь оказалась не тесной. Да, жарко, ноги сопреют, но, главное, удобно. В конце концов солдаты даже летом ходили в подобных бутсах, а она сейчас солдат, у неё теперь своя война.
Нацепив рюкзак, Герда вышла из квартиры, на лестничной площадке остановилась, задумалась, зашла обратно и обильно полила огородики Кая на подоконниках и балконе. Брат столько труда приложил, чтобы всё это вырастить, он расстроится, если его помидоры, перцы и огурцы завянут. Снова покинула квартиру, подумав, что вернётся сюда только вместе с Каем.
Другой альтернативы нет.
***
Она старалась не хромать, шагая по мостовой. Люди выходили из подъездов и направлялись к церковной площади. Скоро должна была начаться воскресная служба. Герда вспомнила, что они с Каем собирались сегодня в Солнечное, чтобы посмотреть новое представление в театре. Какие прекрасные планы. Которые рухнули, к чертям собачьим.
— Герда! — услышала оклик и оглянулась. — Ты куда собралась? С рюкзаком, с ножом.
Это была Мила, подруга — курносая, белокурая, в красных сандалиях и белом сарафане. Ещё два года назад та выглядела, как постоянно напуганный заморыш, вскрикивала от любого резкого звука, одевалась во всё серое, будто желая таким образом стать менее заметной. А потом познакомилась с парнем, влюбилась и расцвела, осмелела. Навряд ли сейчас в Речном можно было найти девчонку красивее, чем она.