Пронзая ветер
Шрифт:
Ртуть поймала взгляд Ротэль и вобрала в грудь побольше воздуха. Она собиралась крикнуть: «Кроссца на Арену!», направив разъяренную толпу в ложе Тагиль, но Линь опередил ее.
— Силу народу! — заорал он вдруг.
Она тогда сильно разозлилась на Линя, укравшего у нее удачу. Ртуть кричала, сидя на широких плечах Топора, щипала его, била ногами, словно непокорную лошадь, стремясь заставить слушаться себя, но он, как и остальные, был одержим одним лишь одним желанием: заполучить эту треклятую Силу. А когда толпа рванула громить Храм, где она хранилась, злость сменилась
И тут ей снова улыбнулась ветреная удача. Линь, так подпортивший ей жизнь, неожиданно решил ехать к Порогу. Уговорить Папашу Мота присоединится к нему, не составило особого труда. Но иллюзорность возможности бегства ей продемонстрировали уже на подъезде к границе. Один из рыцарей Дома Откровения отделился от отряда и подъехал к колымаге, где ехала Ртуть и ее новые друзья. Пересадив ее в седло, он шепнул:
— Привет от Ласки, тень.
А затем громко принялся расточать ей комплименты. Опомнившись, Ртуть поддержала игру, а когда осталась наедине, вытащила из корсажа записку. Написанное неожиданно обрадовало:
«Ротэль в бешенстве и требует твоей головы. Калла решила тебя пока не выдавать. Она дает шанс реабилитироваться. У вас в труппе сейчас интересующие ее люди. Здесь они под защитой, но в Валгаве их никто опекать не будет. Сделай все, чтобы они оказались в Голубом Доле. Там за околицей найдешь три дуба. В дупле одного из них будет новая инструкция. И помни, Ртуть — твоя жизнь на волоске».
Калла и Уоросс дали ей очень похожие задания. И в обоих случаях сначала следовало попасть в Валгаву. «Значит, сначала разбираюсь с погранцами, — решила Ртуть, — а дальше видно будет».
Тень еще раз прикоснулась к пылающим от поцелуев губам, а затем огляделась. Папаша и Ужик уже выходили из заветных дверей. На их лицах сияли довольные улыбки. Рядом с воротами, преграждающими дорогу на мост, лениво переговаривались офицеры гарнизона: в начищенных до зеркального блеска латах, с пышными плюмажами на шлемах. Они явно страдали от безделья.
«Что же, — озорная улыбка тронула губы, — я знаю, солдатики, как вас развлечь». Точнее, взбесить. Тень как свои пять пальцев знала слабости доблестных служак из Дома Долга. Больше всего на свете они боялись запятнать свою репутацию. А вот она — нет.
Выскользнув из тени купеческих фургонов, она, повиливая бедрами, направилась к скучающим пограничникам. Свою жертву она вычислила мгновенно:
— Дорогой, — плаксиво захныкала она, обращаясь к уже немолодому мужчине с лицом доброго семьянина и эмблемой командира гарнизона на груди. — Как же так? Ты ведь обещал, что кросское зелье, которое ты мне дал, вытравит плод. И что?
Она схватила руку донельзя изумленного офицера и приложила к своему выпяченному животику:
— Оно уже шевелиться, милый! Что
Было забавно наблюдать, как меняется цветом его лицо. Сначала она было красным, потом побелело, следом на коже проступили какие-то синеватые пятна, а глаза налились кровью.
— Вон! — заорал он вдруг. — Кросская подстилка! Да, чтобы духа твоего здесь не было.
Папаша Мот и Ужик, услышав крики, бросились к Ртути на выручку.
— Мы просто циркачи, — залепетал Папаша, умоляюще глядя на взбешенного офицера. — Не сердитесь, господин офицер. Мы только дадим представление и уедем! Вот (помахал он выстраданной бумажкой) — у нас есть разрешение.
— Представление?!? — взревел офицер. — Я вам сам такое представление устрою, что вам мало не покажется! Перед дикарями плясать будете…
Беспокойная ночь
Фургон громыхал по ухабистой дороге, вздымая клубы пыли. Шут и Ланетта ехали впереди, высматривая подходящую для ночевки площадку. Стена гор то нависала над путешественниками, то уходила в сторону, уступая место серой россыпи камней. Небольшая речка бурлила рядом, время от времени растекаясь многочисленными ручейками, а затем вновь собираясь в один поток.
Вскоре ущелье закончилось. Перед ними предстала лесистая долина с одинокой сопкой посередине. Окаймляющие долину горы лишь угадывались в быстро надвигающейся на путников ночи. Черной короной с неровными зубьями вонзались они в звездное небо. Ланетта никогда не видела такого количества звезд, и с каждой минутой их становилось все больше, а свет ярче.
Крыса выскользнула из рюкзака Ланетты и спрыгнула на землю. И тот час кобылица вздрогнула, ощутив тяжесть запрыгнувшего на нее нового седока. Сильные руки перехватили поводья. Коросс резко свистнул, привлекая внимание скачущего впереди Шута, а потом завернул коня круто влево в непроходимый лес. Впрочем, первое впечатление оказалось ошибочно. В косматых дебрях с трудом, но угадывалась дорожная колея.
Перед тем последовать за Короссом в дебри, Шут придержал коня и замахал зажженным факелом, давая знак следующим за ними циркачам.
— Ты был в этих местах? — спросил Шут, поравнявшись с Короссом.
Тот с наслаждением втянул в себя горный воздух:
— Да, когда-то… Через двадцать минут мы увидим одно занятное местечко. Надеюсь, оно осталось в сохранности. Там я познакомился, — он на секунду запнулся, — … с очень дорогим для меня человеком.
— Это была та девушка, да? — тихо спросила Ланетта.
Он промолчал и пришпорил лошадь, снова выводя ее вперед. Сейчас Коросс казался Ланетте пугающе чужим.
Скоро всадники влетели на небольшую полянку, значительно обогнав фургон. В свете луны серебрилась извилистая змейка ручья, невысокая трава стелилась ровным ковром, а на краю полянки под могучей елью спряталась вросшая в землю избушка. В окне тускло мерцал огонек.
Коросс спешился и постучал в окно особым образом. Дверь сразу открылась, выпуская худощавого мужчину со свечой в руке. Пламя высветила напряженный прищур темных глаз, узкое лицо, впалые щеки.