Пронзая ветер
Шрифт:
Вождь, словно только этих слов и ждал. Он тот час пальцем указал на Ртуть:
— А это можно?
В этот день циркачка расстаралась как никогда, колдуя над собой. Выглядела она крайне соблазнительно. Шнурки на жилетке по рассеянности, или какой другой причине распустились, приоткрывая девичьи округлости. Тяжелые волосы собрались над головой, обнажая точеную шейку. В ушках, как капельки крови, поблескивали блестящие камушки. Вместо исчезнувшей желтой юбки на ней красовалась пышная красная — та, что для вечерних гуляний. Но главной достопримечательностью сегодняшнего одеяния Ртути стало шейное украшение из золотых чешуек. При малейшем движении манисто издавало мелодичный перезвон, а солнечные лучи, играясь в нем, окутывали девушку теплым сиянием.
—
И сразу же угодила в объятия Шута.
— Ну, что ты так перепугалась! — проворковал он. — Да как можно отдать такую красавицу! Разве что маленький кусочек…
Мгновение, и манисто перекочевало в руки Була. Вождь аж засветился от счастья.
— Оно очень дорогое! — возмутилась раздосадованная Ртуть, но Коросс пресек зарождающийся бунт на корню:
— Ртуть, обещаю, приедем в Кросс, получишь дюжину таких же.
Видя, что никто не спешит ей на защиту, Ртуть поморщилась, но смирилась.
Такой маленький подарок очень благотворно сказался на установлении доверительных отношений. Бул тот час поклялся, что лично поспособствует эффективному товарно-обменному взаимодействию. Денег валгавцы не признавали. После небольших переговоров, каждый из труппы положил в ранец Линнок что-нибудь из не очень нужного: Папаша Мот рыболовную снасть, Ужик шило, Коросс нашейный платок и бляхи от сапог.
Ланетта задумалась. Она еще не успела обзавестись достаточным количеством вещей. Даже юбка только одна осталась. Разве что шнурок для волос. Шут купил его у кожевенника, когда они покидали Кобси. Из рыбьей кожи, которую магия сделала очень прочной. Безделица стоила неоправданно дорого, но Линь не стал тогда слушать возражения девушки. А потом шнурок полюбился: волосы из него не выбивались, сам он не развязывался в самый неподходящий момент и смотрелся скромно, но интересно. Вздохнув, она принесла его в жертву для общего дела.
Ртуть зло фыркнула на Шута:
— А сам не будешь вносить свою лепту?
Линнак, уже завязывающий рюкзак, хлопнул себя по лбу:
— Ну, надо же! Совсем запамятовал. Спасибо, что напомнила.
Он нырнул ненадолго в фургон, а затем в сопровождении Була, стайки неугомонной ребятни и собак отправился назад в Голубой Дол.
Шут вернулся через два часа, когда вся труппа грустно сидела за столом. Бул не обманул, стоянка была оборудована на славу. Все, что необходимо артистам, здесь присутствовало: место для выступления, сложенный из камней очаг, длинный стол под крытым навесом, колодец. Дров, правда, не было, зато до леса рукой подать. Туда и отправились Коросс с Ужиком, после того как разобрались с лошадьми. Пока они отсутствовали, девушки убрали от мусора поляну, а Папаша Мот опять взялся за столь милую его сердцу инвентаризацию. Вот только в этот раз радости она ему не принесла. Куда-то исчезли крупа, соль, кремень с кресалом и его старый наплечный мешок. Добрый старый котелок также упорно не желал находиться. В результате на стол были извлечены раскрошившиеся остатки черствого хлеба и прогорклый сыр, а в кружки налита колодезная вода. Ужик и Коросс, вернувшись с дровами, высыпали из карманов лесных орехов, но особой погоды это не сделало. Кушать хотелось сильно.
Не удивительно, что при появлении на дороге Шута с раздувшимся рюкзаком за спиной, маленькое общество оживилось. И это оживление переросло в шумную радость, когда друг за другом были выложены пара караваев еще теплого хлеба, внушительная связка кровяной колбасы, кусок сала, овощи и зелень. Даже Ртуть перестала дуться и от души расцеловала добытчика.
— Подожди, задушишь, — засмеялся парень. — Я еще договорился — завтра нам коней подкуют да фургон подлатают. А то это не дом на колесах, а сплошные щели.
— Силой пользовался? — осуждающе покачал головой Коросс.
— Обижаешь! — деланно возмутился блондин. — Исключительно личным обаянием и счастливым стечением обстоятельств.
В отличие от своих друзей к еде он даже не притронулся, а на его губах то и дело вспыхивала
— Ну, давай, рассказывай. Ведь хочется же, — беззлобно подколол его Коросс, мастеря сложный бутерброд. — Так что за обстоятельства?
Лицо Линнока стало таинственно одухотворенным.
— Любовный четырехугольник между мужем, женой, любовницей… и коровой Зорькой.
— Коровой? — смеясь, переспросил Коросс, передавая свое кулинарное творение Ланетте.
— Абсолютно верно, — кивнул Шут и, заинтриговав всех своим вступлением, начал рассказ. — Когда Бул из Миотополя возвращался, супруга аж к самому Орлиному Когтю выехала его встречать. Скучала она очень по нему. И по подаркам, понятно дело, из чужой земли. А тут облом вышел: брата не привез, подарков тоже, сам на коне еле держится по причине сильной нетрезвости. Короче, осерчала супруга тогда сильно: «Уеду, — вскричала она, — от тебя, змий окаянный, к сестре своей жить в Серебряный Дол. Не муж ты мне больше, не муж!». Думала припугнуть, а Бул воспринял эти слова на полном серьезе. И как приехал в Голубой Дол, женихаться стал. Клич пустил, что теперь он холостой и мечтает новую семью создать. Женой вождя быть почетно и экономически выгодно. Очередь к нему из девок и вдов молодых образовалась знатная. Надо отдать ему должное: долго он не раздумывал, невест не перебирал, сразу на Фаюшке определился, — тут в глазах Шута промелькнуло мечтательное выражение. — Видная, я вам скажу девица. Настоящий огонь… Так о чем я? Ну, значит, не мудрствуя лукаво, они сразу и приступили к репетиции будущей семейной жизни. Может, до сих пор репетировали бы, но вчера к Булу жена вернулась. Решила простить его, горемычного. И наш бравый ловелас вдруг осознал, что старая жена все же лучше новой. Привык он к ней.
— Представляю, что тут началось, — усмехнулся Коросс.
— Ага, — радостно подтвердил Шут. — Старая — за вилы, молодая за ухват: бой века! А потом обе на Була набросились. Он от них по всему Голубому Долу бегал на потеху селянам… Потом, когда страсти поутихли, до молодой дошло, что опозорилась она на весь свет. Кто ее теперь замуж-то возьмет? И пошла она к старейшинам за советом. Те подумали-подумали, и повелели вождю дать все, что она потребует за поруганную девичью честь. Фаюшка себе корову стельную потребовала, а жена Була очень распереживалась от этого: «Скорее мужа, — запричитала она, — отдам, чем Зорьку свою!». Хозяйственная потому что.
— Неужели Бул сам тебе обо всем этом поведал? — удивилась Ланетта.
Линнок подмигнул:
— Скорее, сам мне об этом подумал… Соответственно, у Була проблема серьезная образовалась: вернувшуюся жену задобрить, бывшую любовницу умаслить. Монисто, как увидел, сразу для жены определил. Любит она все звонкое и блестящее. И не прогадал. Жена при виде безделице все супругу простила на год вперед. Кроме коровы, конечно. Говорит: иди, балбес, решай вопрос с Файкой. Пусть что другое забирает. Зорька моя! Легко сказать, трудно сделать. Бул и так уже чего только Фаюшке не предлагал. А она упрямиться, свое толдычит. Кроме Зорьки ничего не желает. Разве что самого Була. Но тут уже Бул категорически против. Ну, я мужика пожалел и записался посредником в переговорный процесс. Час с Фаюшкой разъяснительную работу вел. Кстати, Ртуть, я ей твое ароматическое масло подарил…
— Ка-ка-какое масло? — Ртуть мгновенно перестала смеяться.
— Да приворотное. У меня один хорошо знакомый кроссец пару раз делал что-то подобное на заказ. Вот только тебе оно ни к чему. На тебя и так мужики табунами сбегаются, а Фаюшке нынче личную жизнь устраивать надо.
— Да, ты… Да, ты… когда все успел украсть? — лицо Ртути начало стремительно багроветь.
Ланетта даже испугалась. Ей показалось, что циркачку сейчас удар хватит от гнева.
— Да, ладно тебе, — беззаботно отмахнулся Шут. — Ведь хорошо все вышло. Бул таким счастливым сделался, что даже всплакнул малость. Так его женский вопрос достал… Ну что, поели? Давайте-ка, девушки в фургон на примерку. Я тут вам новые сценические костюмы принес. После заката к нам публика пожалует.