Пронзая ветер
Шрифт:
И он извлек из глубин своего волшебного рюкзака два свертка и бросил им на колени.
— Сам носи, — отрезала смертельно обиженная Ртуть, даже не развернув.
Пожав плечами, Ланетта удалилась в фургон одна. Новый сценический образ пришелся по душе. Она с удовольствием облачилась в просторные штаны с льняной рубашкой и перепоясалась расшитым поясом. Накинув поверху короткую кожаную куртку, девушка повертелась, силясь разглядеть себя. Впервые за все время путешествия с циркачами, она пожалела, что нет зеркала. В валгавской одежде было необыкновенно уютно. И она вдруг поняла, что не желает снимать это.
—
Откинув полог, она спрыгнула на землю.
— Вот, — чуть смущенно заметила девушка.
— Почти впору, — прищурившись, заметил Шут. — Тебе как, Коросс? Коросс?
Кроссец выглядел более чем странно. Он застыл, не сводя с Ланетты взгляда, а столь любимые серые глаза пугающе почернели. Ртуть, посмотрев на потрясенного молодого правителя, решилась. Взяв свой сверток, она нырнула в повозку переодеваться.
На закате к трем дубам, как и обещал Шут, начал стягиваться народ. Скоро на поляне стало не протолкнуться. Папаша Мот долго расставлял толпу так, чтобы перед фургончиком образовался ровный круг. Люди послушно отступали под давлением директора цирка. Но когда он переходил к следующим зевакам, опять выдвигались вперед и ломали намеченную линию. Коросс хмыкнул, наблюдая за бесполезной, но такой мужественной борьбой старого циркача с заинтересованностью сельчан.
— Пожалуй, помогу Папаше, а то представление никогда не начнется. Конечно, Силу в Валгаве применять не рекомендуется. Но мы немножко и исключительно в благих целях… — подмигнул он Ланетте.
На несколько секунд его лицо стало отстраненным, и толпа отшатнулась, освобождая место для выступления артистов.
Представление превзошло все ожидания. Взрослые реагировали даже более эмоционально, чем их отпрыски: громко обсуждали, показывали пальцами, шумно приветствовали особо понравившиеся моменты. А нравилось им все. И если циркачи вначале воспринимали свое выступление всего лишь как очередную репетицию, то теперь начали выкладываться по полной.
Особенно старался Ужик. Для затравки он подбросил несколько раз в воздух тяжелые гири и разорвал цепь, которую притащил местный кузнец. А потом Папаша Мот объявил, что Уж Всемогущий готов сойтись в рукопашной с любым желающим. Призом победителю определили пудовую гирю. Зачем валгавцем гиря, Ланетта не знала, но предложение вызвало небывалый энтузиазм. Откликнулась половина мужского населения Голубого Дола. Папаша даже охрип, уговаривая соблюдать очередность. Вновь пришлось применять Силу, водворяя порядок. Вскоре кожа Ужика покрылась потом, и дыхание стало прерывистым. Непобедимый борец заметно устал, а желающих получить заветную гирю не переводилось. И Коросс снова выручил Ужика. Взрывая копытами траву, он влетел в центр круга на белоснежной кобыле. То, что начал вытворять наездник, заставило толпу радостно взвыть, забыв о силаче.
Ланетта вместе со всеми не сводила глаз с блестящего всадника. Кажется, ее о чем-то спросила Ртуть, но девушка не поняла что. «Это не мой принц» — как заклятье, твердила она себе. Сегодня чаще, чем обычно. Его равнодушная предупредительность обычно помогала в этом увериться. Но в валгавском селении Коросса словно подменили. Он старался не отходить ни на шаг. Ловил каждый ее жест, каждое слово. А множество мелких знаков внимания с
Липкий ужас обрушился внезапно, вытесняя остальные чувства. Она испуганно обвела взглядом площадку. Коросс сделал очередной кульбит и ловко приземлился на круп скачущей лошади. Ртуть оглаживала свою кобылу, готовясь сменить его. Уступив уговорам Шута и Коросса, она облачилась в валгавский мужской костюм, и выглядела в нем крайне симпатично. Папаша Мот что-то втолковывал Ужику, с лица которого не сходила счастливая улыбка. Линнок активно флиртовал с фигуристой русоволосой красавицей. Та заливисто смеялась в ответ. Толпа криками подбадривала артиста. А потом появились они — источник ее необъяснимого страха.
Люди неохотно зашевелились, пропуская вперед двух всадников. Вооруженные до зубов, с покрытыми татуировкой бритыми головами мужчины выглядели волками, заглянувшими в овечий загон. Дружным сплевыванием они оценили выступление Коросса, а потом скучающе принялись оглядывать присутствующих, подолгу задерживая взгляд на симпатичных девицах. Одна за другой валгавки прятались за спинами мужчин, и те грозно сжимали свои кулаки. Когда незнакомцы уже готовы были удостоить вниманием и Ланетту, она бросилась в фургон и, как ребенок, закрылась с головой в одеяло.
То, что происходило, было выше понимания: зубы отбивали дрожь, руки дрожали, а сердце бешено стучало в груди. Снаружи нежно заиграла флейта — это Ртуть начала свой танец на лошади. Подходила очередь Ланетты, а она все никак не могла успокоиться.
— Лани, готовься, — напомнил Папаша Мот, заглядывая в фургон.
С трудом обуздав расшатавшиеся нервы, девушка принялась искать свои метательные ножи. Вот только их нигде не было. Как и перевязи, к которой они крепились. Арбалет со стилетами тоже пропали. Зато на их месте лежал можжевеловый лук со стрелами. Тот самый, что Ланетта отдала Моли.
«Так вот кто был виновником всех сегодняшних пропаж!» — это открытие отодвинуло беспочвенные страхи на задворки сознания. Девчонка невольно вызывала восхищение своей отчаянной смелостью. Собственное поведение теперь казалось жалким и смешным. Ланетта засунула стилеты Линнока в голенища мягких полусапожек и решительно закинула за спину старенький лук. В том, что они не подведут, девушка ничуть не сомневалась. А значит, она сделает свой номер хорошо…
В фургоне резко потемнело. Она обернулась и вздрогнула. У входа застыл Коросс. Его взгляд был почти осязаемый: отчаянный, жадный, полный тоски.
— Не ходи, — прошептал он.
— Почему?
Вместо ответа, молодой человек запрыгнул внутрь и притянул Ланетту к себе, впиваясь в губы. Она хотела оттолкнуть, сказать, чтобы он не мучил ее, чтобы оставил в покое. Но его страсть была такой сокрушительной! Она размыла весь ее здравый смысл, словно морской прибой песочный замок.
— Я должна сейчас выступать, — сделала она слабую попытку вырваться.
— Ты ничего не должна.
Новые жаркие поцелуи обезоружили ее, превратили в восковую свечу, плавящуюся в ослепительном пламени.