Пронзающие небо
Шрифт:
Потом он развернулся лицом во тьму, спиной к ледяному склону и осел на корточки. Ничего он не видел, зато от душного воздуха (если конечно то, что он вдыхал, можно было назвать воздухом) у него разболелась голова и ослабли ноги.
Потом он застонал слабо, и вновь преодолевая сопротивление вязкой черноты, вновь поднялся и протянул руки куда-то вверх:
— Чунг!!! — этот крик был поглощен, и вновь он набрал в горло холодной тьмы, собираясь закричать, но эта вязкая трясина залилась ему в рот и обвила своим ледяным дыханьем горло. Алеша закашлялся и сквозь кашель смог прохрипеть:
— Оля…
Тут он
И вот он уже видит свои руки, они не во тьме — о нет, теперь они покоятся в ручках Ольги. Она поднесла их к своим губам и усиленно теперь дула.
Увидев, что Алеша очнулся она слабо, измученно улыбнулась и молвила:
— Ты то убежал — во тьме я за тобой не поспела, об какой-то корень споткнулась, лежу плачу… а тут Жар вернулся, меня за собой повёл, я то и обрадовалась, поняла, что он меня к тебе выведет, так оно и оказалось. Нашла я тебя здесь — белый ты весь лежал, инеем покрытый, только лоб у тебя весь расцарапанный был, в крови… Я рану твою уже завязала…
А ведь наступило уже утро и кошмарная ночь осталась позади. Они сидели где-то на дне большого оврага, над которым нависали пушистые ветви древних елей, в разрывах меж которыми белело небо.
Вокруг лежали плотные тени, но все же, после кромешного мрака в который был погружен незадолго до того Алеша, эти тени показались ему необычайно яркими, а еще была Ольга…
Вот появился Жар, он лизнул Алешу в нос и завилял хвостом, зовя хозяина за собой.
— Что ж, пойдем. — молвил юноша. — Помоги мне! — он оперся на Ольгино плечо и приподнялся, голова его закружилась а в глазах побелело — мириады снежинок кружили пред ним.
— А завтрак, — начала было Ольга и осеклась.
— Что же? — борясь со слабостью прошептал Алеша.
— Ты извини меня… в общем я забыла его там, у ели… — произнеся это Ольга потупилась, ожидая Алешиного гнева, однако Алеша и не думал гневаться, он сам смутился и проговорил:
— Что ж ты себя винишь? Я мешок должен был взять… его то там, наверное, снегом занесло, ну я сам словно в бреду….
Тут же Алеша подозвал пса:
— Эй, Жар! Ты умный, да, почти как человек, разве что только разговаривать не умеешь, так вот слушай: выведи нас из леса, но только не к деревне…
Пес несколько раз утвердительно вильнул хвостом.
Алеша улыбнулся и провел рукой по мохнатой голове:
— Вот молодец, все понимаешь! Так веди нас к Янтарному тракту.
Жар вздохнул почти что по человечески, и оглядевшись, выбрал направление и пошел по дну оврага.
Алеша с наслаждением созерцал мир, ибо, после тьмы в которой он побывал, каждая форма, каждый лучик и каждая тень радовали его.
На дне оврага где они шли снег не был глубок и ребята чувствовали под ногами скользкий лед который, словно панцирь, покрывал небольшую речушку.
— Так. — остановился вдруг Алёша. — Мы должны вернуться…
И уже взбираясь по склону оврага добавил одно только имя: «Дубрав» — этого было достаточно и Оля так разволновалась, что даже заплакала:
— …Как же я могла забыть… Что ж это…
— Да ты наверно всё обо мне страдала…
— Да, о тебе, но он же… — она не договорила, голос её дрожал от волнения.
И когда они выбрались из оврага, то Оля, не выпуская Алёшиной руки, даже пошла впереди.
Вскоре нашли они ту просеку по которой бежали ночью, и в утреннем мирно-свежем сиянии она представлялась и милой и пушистой; и, право, так и подмывало забыться, да тут же и пуститься снежками перебрасываться… Но когда они вышли на утоптанную полянку, то вновь стало мрачно, и жутко — снег был плотно утоптан, повсюду темнели большие пятна крови, на ветвях болталась окровавленная шерсть.
— Дубрав! — неуверенно позвал Алёша.
— Дубрав, дедушка миленький, здесь ли ты… — пропела Оля.
Ответ пришёл — то были мужицкие голоса, они закричали:
— Э-эй, кто тут?! — и тут же топот бегущих.
Ребята молча развернулись и бросились назад; не останавливаясь, не оборачиваясь бежали до самого оврага — их ещё несколько раз окликали, но всё тише, дальше. Вот скатились по склону, потом бежали по дну, и наконец остановились, отдышались — бледные, запыхавшиеся посмотрели друг на друга, потом подняли головы вверх, к небу, которое всё иззолотилось солнцем, и было таким умиротворённо спокойным, что и ребята успокоились, и вслед за Жаром пошли дальше.
Шли час, а может и больше; у Алеши беспрерывно что-то урчало в желудке, к тому же он теперь кашлял.
Тут одно воспоминание пришло ему в голову и он спросил:
— Когда ты меня нашла, ты не заметила поблизости какой-нибудь коряги?
— Нет…
Алеша размышлял вслух:
— Значит я корягу вместе с собой перетащил, только она в лед превратилась… эге! Да эдак я все что угодно и кого угодно могу с собой взять — Ольга, ты от меня ночью подальше держись!
— Что ты такое говоришь? — спросила было Ольга, но ответить ей Алеша уже не успел. Они обогнули поворот оврага и в пятнадцати метрах пред ними предстал широкий каменный мост.
Вот по мосту стремительно проскакал какой-то всадник облаченный в красные одеянья, а за ним проехала золотистая карета…
Так они вышли на северный торговый тракт, который тянулся от стольного Белого града к Дубграду и дальше — в холодные страны…
ГЛАВА 5
"СВЕТ ВО МРАКЕ"
Когда волки метнулись на Дубрава — он успел присесть, и они с костным треском столкнулись над его головою — он быстро дотрагивался руками до их, пышущих жаром тел, и этих волков охватывало совершенное безумие, они, ничего не видя, раздирая всё, что попадалось на пути, бросались в разные стороны, и мчались до тех пор, пока у них хватало сил.
Старец пытался выбраться из круговерти тел, но слишком много было серых разбойников; со всех сторон таранами наскакивали их костлявые тела; несколько раз Дубрав не успел дотронуться, и они вцеплялись в него, оставляли кровоточащие раны; один матёрый волчище вцепился в правый локоть, и затрещал локоть — если бы не добрая шуба — была бы перегрызена правая рука, но и так — повисла — и пошатывающийся, истекающий кровью Дубрав понял, что через несколько мгновений наступит конец.
Вот разом два волка прыгнули спереди, в воздухе столкнулись, но всё ж вцепились в шубу на животе, потянули Дубрава вниз — он прошептал ещё одно заклятье, и эти два волка пали, разбились, словно глиняные сосуды.