Пропаданец
Шрифт:
Липкая от крови рукоять легла в мою ладонь. Я бросил взгляд на палубу: зомби толклись у фок-мачты, бестолково пихались, протянув ко мне руки со скрюченными пальцами.
Я сиганул за их спины, молясь, чтобы не потерять сознание от страха, и всадил топор в складчатый затылок Каруха. Дернул к себе, удерживая рукоять обеими руками. Зомби упал, топор со скрежетом высвободился. Пока я обрабатывал евнуха, матрос и Энцо успели зайти с боков, протягивая загребущие костлявые руки. Из распахнутых ртов, из стеклянных глаз в меня били потоки мертвенно-зеленого света.
Я отмахнулся топором, ударив Энцо по кисти руки, что норовила вцепиться в мою физиономию. От вони мой организм норовил самопроизвольно вывернуться наизнанку.
Лезвие шаркнуло по кости, рука Энцо сместилась вниз и вцепилась в мое плечо.
Матрос накинулся сбоку. Черты его лица плыли, искажались, плоть шла складками и таяла.
Я двинул его в рыло торцом рукояти, раз, другой, третий! Он отшагнул, бестолково размахивая руками.
Я попытался завопить от безумного страха, но легкие выдавили только хрип.
Взмах топора – и кисть руки Энцо отрублена, но продолжает конвульсивно стискивать мое плечо и рубаху. Бывший гвардеец попытался достать меня уцелевшей рукой и одновременно укусить.
Без обид, дружок!
Я ударил под шею, и зазубренное лезвие абордажного топора легко отделило голову от туловища – она с глухим стуком упала на доски палубы и покатилась, источая мертвенное сияние. Матрос схватил в горсть ворот моей сорочки. Я рыкнул, ухнул и снова ударил его в лоб торцом топора, а когда зомби откачнулся, от души вмазал по черепушке – сначала обухом, а затем и лезвием.
Усе, студентики. Полный конец урока. Я отшвырнул топор и вприпрыжку метнулся к тлеющей бухте каната.
И выкинул ее, слегка измазавшись в саже.
– Франног, старый павиан! Пожар! Пожар, горим!
Спит.
Я сел у борта, руки тряслись, зубы щелкали, сердце металось испуганным зайчиком. Думал, отрублюсь, потеряю сознание – но организм не выдал разрешения на отдых.
Так, а теперь, не откладывая дела в долгий ящик, снимем одежду, чтобы еще больше не измараться, и выбросим за борт мертвецов. Кто знает, может, чертова пиратка зарядила на вставание еще пару зомби. Да и вообще, покойник на корабле – дурная примета.
За полчаса, я, взопрев, как портовый грузчик, измазавшись подсохшей кровью, как вампир, спровадил в морскую пучину всех мертвецов и все, что от них осталось – обрубки конечностей, протухшие ошметки плоти от зомби… Пираты большего и не заслуживали. А матросы и гвардейцы… Что ж, простите, ребята. Да, вас, прежде чем бросать в море, следует зашить в парусину и привязать к ногам груз. Но вас больше двадцати, а я – один, раненый, с головой, которая раскалывается от боли. И горло у меня саднит! И вообще, хватит разводить сопли! Мне пофиг на всех, кроме себя.
Среди мертвецов не было капитана Заррага, боцмана Зенко, Мамаши Тэль и Рика. Может, кого-то я найду в каюте Нэйты. Придется ее осмотреть – только теперь я вооружусь топором.
Я отдохнул минут двадцать, затем, кое-как вымывшись, отправился на камбуз за новой свечой. Франног дрых как сурок.
Я не удержался и угольком написал на его лбу слово «…».
Глава седьмая (печальная)
Хождение по трупам [9]
9
Как вы уже поняли, заглянув в эту сноску, дела принимают серьезный оборот. Я уже поджал хвост и чую, что дальше будет жарко. Жаль, с корабля в открытом море невозможно сбежать!
– Франног, не спать!
– А?
– Сон – свинячье дело.
– Сынок, зачем ты так про стари… хр-р-р… Ох, не сплю, не сплю!
Я убрал с огня кастрюльку с выкипевшей водой, прихватив полой рубашки. Ну, кто мог знать, что меня задержат зомби и мертвецы. Мы с вами не в книге, где все происходит по воле автора, в реальной жизни события зачастую хаотичны и случайны и редко идут на пользу сюжету. А если какой-то благообразный умник, оттопырив мизинчик, будет поучать вас, как правильно строить сюжет и мотивации героев – плюньте ему в глаз, а мизинчик положите на край стола и сломайте, я разрешаю.
– Не спать, Франног, я иду в каюту Нэйты. Скоро буду.
Мудрец встряхнулся, мелко закивал.
Я поглядел, как темнеет на его лбу веселое слово, прихватил фонарь и вышел. Меня преследовало дурацкое ощущение, что все дерьмо только начинается. Я разыскал на палубе топор, взял его покрепче и остановился у покоев Нэйты. Черный проем источал боль и смерть.
Тут на камбузе страшно завопил Франног.
Я сразу пустил сопли ниже колен, представив, что неучтенный зомби пробрался на камбуз и рвет старого мудреца на тысячу медвежат.
– Обжегся! Горячо-о-о!
Блин. Старый чудодей всего-навсего взялся за раскаленную кастрюльку. Ну и хорошо, а то мое геройство на сегодня окончательно скисло. А еще каюту осматривать…
Я вернулся на палубу и прошел к каюте. Сделал шаг за порог и посветил фонарем.
У порога валялся какой-то матрос, рассеченный от груди до паха мощным ударом. Глаза-пуговицы блеснули желтыми огоньками.
Я приглушенно выругался.
Перья из вспоротых подушек и перин закачались в воздухе. Я огляделся; мне показалось, что в каюте бесился пьяный демон. Койки Франнога, Каруха и Рика разломаны, матрасы не просто вспороты, а изрублены на куски. Остатки мебели – тумбочек и стульев из красного дерева – валяются по углам. На стенах, некогда прикрытых дорогими бисханскими коврами, следы от ударов мечей и топоров.
Я прошелся по каюте, вороша обломки, но других тел не сыскал. Тогда я – очень, очень неуверенно – приблизился к каюте Нэйты, держа фонарь вровень с головой.
Аромат жасмина перебивал запах крови. Любимые духи баронской дочери…
Надеюсь, она не внутри, изнасилованная и убитая зверским образом. Не хочу видеть ее труп, вот ни капельки.
Впрочем, Рик обещал ее убить.
Я опустил заслонку фонаря, чтобы образовалась узкая щель. Янтарный клин света метнулся по потолку, скользнул по ободранным стенам…