Пропала собака
Шрифт:
— Давай ее сюда!
Меня втащили в домик и уложили на расшатанную скрипящую кровать.
Черт, я даже не пыталась вырваться, потому что парни знали, КАК надо держать.
С равнодушными лицами меня обыскали, вынимая все, что я приготовила для специальных случаев — и кастет, и иглу с сонным ядом, и по-настоящему действенный газовый баллончик, и пакетик с ядовитыми капсулами, и леску-удавку, и три двенадцатигранника. Не нашли только те три капсулы, что я предусмотрительно рассовала по тайным кармашкам в
— Да это Ведьма! — увидев гадальные кости, сказал старший из троих приехавших, расписной удалец лет двадцати восьми, с золотыми зубами, весь дорогой, напряженный и очень опасный. — Мне ее Дядя описал.
— Алексей Никитич? — переспросил маленький ублюдок. — Он что, сам не приедет?
— Нет, занят, — ответил удалец, который скорее всего и был тем самым Племянником.
— Что с ней делать? — спросил старший из собачьих охранников.
Мужчина поглядел на меня с задумчивым, пренебрежительным равнодушием.
— Я же предупреждал, Таня, — произнес он вкрадчиво, и я только теперь узнала его голос, — не лезь в наше корыто. Здесь воняет. А теперь ты не только нанюхаешься. — Он обернулся к старшему. — В вольер, вместе с Косым.
Идите выгрузите. Чтоб к утру и следов не осталось.
До меня медленно доходил смысл сказанного, пока хлопали дверцы машины и стихал звук мотора.
Все это время парни стояли не двигаясь. Затем мужчина обернулся ко мне, ухмыльнулся нехорошей улыбкой и кивнул своим молодчикам.
— Ну что, ребята, начали, — бесстрастно проронил старший.
Первый из парней методично и бесстрастно содрал с меня одежду, порвал трусики, раздвинул ноги, которые держал второй, тут же вошел в меня — я вздрогнула от боли, стиснула зубы — и столь же методично продолжал.
Я лежала замерев, пытаясь расслабиться, сдержать растущую ненависть и протест, еле удерживая ноги от того, чтобы дернуться и резко распрямиться прямо ему между ног.
Стараясь не обращать внимания на боль, я, не сопротивляясь, искала выход. И не находила его.
Вольер. Бешеные голодные псы. Я и какой-то Косой.
Лишь прошептала «не надо…», когда меня поворачивали спиной специально для маленького ублюдка, но относилось это не к его потугам…
Они даже отпустили меня, похлопав по ягодице — «за послушание», и не стали завязывать рот липкой лентой, как таращившемуся на нас связанному Косому — грузному мужчине лет сорока с глазами, полными ужаса.
Мне дали набросить на себя мою куртку и надеть штаны.
Я прижала руки к животу, который горел изнутри, словно ободранная напильником рана, и послушно поплелась за ними.
У самого стола не выдержала, упала. Меня пнули, с руганью велели подняться. Помогли, обхватили, резко дернули вверх;
Поднимаясь, я ухватилась за кромку стола, качнулась и нащупала иглу, небрежно брошенную в сторонке от изъятых у меня вещей. Пьяным
В холодной ночной темноте спрятала иглу, проколов, словно булавкой, штанину.
Нас подвели к бетонному приземистому зданию с железной дверью.
Мужчина что-то мычал, пытался сказать.
Парни не отвечали.
Старший открыл дверь. Косого швырнули вперед, его тело с глухим стуком ударилось о земляной пол.
— Не надо!.. — слабо взмолилась я, хватая их за одежду.
Они молча отворачивались, не очень решительно подталкивая вперед.
— Чего ж ты хочешь, дура? — сказал старший. — Не надо было лезть. Я могу только стукнуть тебя сам, а потом бросить ТУДА. Хочешь?
Я отрицательно мотнула головой, мучительно простонала:
— Не надо!
— Жить хочется, сука?! — внезапно ощерился коротышка, искаженным лицом нависая надо мной. — Проси!! — Он схватил меня за волосы, дернул так, что из глаз брызнули слезы, я, содрогаясь, заревела:
— Пусти!
— Проси, сука!! — завизжал он, свободной рукой ударяя меня по лицу.
— А то мы посмотреть, как тебя жрать будут, не можем, собачки резвые — решеточки ломают, приходится стеночки строить! Проси!!
Один из парней схватил недомерка тяжелой рукой и отшвырнул в сторону.
— Кончай! — сказал старший. И неожиданно толкнул меня вперед.
Я пролетела три шага и упала.
Дверь закрылась с тройным щелканьем замков.
Опустошение и ужас навалились вместе с темнотой, но тут же я услышала мычание связанного и бросилась к нему.
Судорожно срывая узлы веревки, я, кажется, даже завыла от возбуждения. Мне вторил скрежет отодвигаемой плиты.
Веревка подалась в полной темноте, мужчина начал подниматься, когда я почувствовала сильный собачий запах.
Откатилась в сторону, нащупывая иглу, — и тут же страх улетучился окончательно, уступая место бешеной ненависти. И желанию ЖИТЬ.
Я подалась назад, почувствовала угол комнаты, прижалась к стене.
Впереди раздался полный ужаса и боли крик мужчины, потонувший в стенах каменного мешка, там боролись — боролись насмерть.
Собаки рычали, ревели, клацали челюстями. Несколько секунд — и крики Косого стихли. Теперь раздавалось только громкое чавканье и хруст раздираемой плоти. Трясущейся рукой я нащупала три комочка, вынула их. И по одному швырнула в ту сторону, где утоляли голод псы.
Я не двигалась, только все сильнее и сильнее дрожала, без сил оседая на пол.
И через несколько секунд услышала, как мощные лапы скребут землю в моем направлении.
Я не знала, почуют ли мой страх эти псы, бешеные от горячей свежей крови. Я не знала, спасет ли меня чертов Ванин раствор и ядовитые капсулы, но точно знала, что капсул три, а собак четыре.