Пропащий. Последние приключения Юджи Кришнамурти
Шрифт:
В то лето приехал ее отец, и Юджи справился с ситуацией профессионально. Ее отец был бизнесменом с довольно консервативными взглядами, и то, что она осмелилась привести его к такому человеку, как Юджи, восхищало меня. Правда, иногда я сомневаюсь, была ли это смелость или расчет. Когда он вошел, Юджи вскочил и с распростертыми объятиями направился через комнату, чтобы поприветствовать его у двери. Он тут же сделал ход конем: «Она такая талантливая девушка! Как вы позволили ей оставить карьеру балерины? Посмотрите, она пришла к тому, что тратит свою жизнь на эту дурацкую йогу!»
Ее ошарашенный
Юджи тут же перевернул это утверждение с ног на голову: «Скучен человек, который не знает, как зарабатывать деньги».
Ее отец был вполне приличным человеком, но я несколько стеснялся знакомиться с ним. Он напоминал мне о моем отце, в том смысле, что вместе с его появлением здесь появилось все то американское, что заставляло меня чувствовать себя не в своей тарелке. Конечно же, я столкнулся с ними прямо на улице, в кафе, где они пили кофе. Заметив меня, Йогиня вскочила с места и представила своему отцу. Из-за нервозности я завел обычную нудную светскую беседу, описывая все красоты, которые можно увидеть, гуляя пешком по городу. Я болтал без умолку как идиот. Когда я закончил, она выдержала паузу и спросила с легкой улыбкой:
– Ты когда-нибудь сам совершал хоть одну из этих прогулок?
– Нет, конечно же, нет!
Мы все втроем рассмеялись, и он пригласил меня присоединиться к ним. Я собирался вернуться к Юджи, поэтому, пообещав составить им компанию в следующий раз, пошел назад, чувствуя себя как-то глупо.
Отец Йогини пробыл у нас выходные и в понедельник полетел назад. Он был настоящим тружеником.
В конце каждого дня, разминая затекшие после долгого сидения ноги, я подолгу бродил по городу вдоль реки Саанен. Проходя мимо квартиры Йогини, я обычно замечал ее на балконе, где она постоянно возилась с цветами, и она приветливо махала мне рукой. Бывало, прямо за углом ее дома, под уличным фонарем, я видел лису, мягко и грациозно исчезавшую в кустах, когда я подходил ближе.
Не только я не мог перестать думать о Йогине, хотя в то время я о других не знал. Она не была невзрачной серой мышкой, которую можно было не заметить.
Глава 16
«Как только вы используете это, чтобы получить желаемое или прийти в какую-то точку, вы обманываете себя, вступая в ту же самую старую игру, – вот что вы должны видеть».
Тем летом Юджи диктовал Максимы денег. Он начал диктовать их Синди. Синди была «духовной» дочерью Преподобного (Рэя) и фактической дочерью Шарон, его молчаливой партнерши. Он начинал с черновых вариантов, затем тщательно шлифовал их до блеска – так, чтобы каждое высказывание касалось исключительно денег и ничего больше.
«Я надиктовал 108 штук с ходу за двадцать минут!» – заявлял он позже, хотя на самом деле ему понадобилось в целом около трех месяцев, чтобы достичь желаемой цифры в 108 максим.
Использование цифры 108 было одной из его причуд, имеющих отношение к «Великому Духовному Наследию Индии». Мантра повторяется 108 раз, во время пуджи называются 108 имен богов, богинь и божеств, 108 – одно из самых благоприятных чисел в индуистской традиции.
Как только возникал какой-то малейший разговор о деньгах, он обычно тут же кричал: «Мадемуазель! Запишите это!», и «потомок Сорбонны» лезла в деревянный шкафчик рядом с диваном, где хранила свой блокнот с черновиками, и начинала все заново.
Максимы денег заставляли народ неожиданно вспоминать о делах, которые им нужно было сделать в срочном порядке. Однажды я улизнул на балкон, забрался назад через окно в коридоре и сбежал из дома. Если он замечал, что кто-то уходит, он кричал: «Эй! Куда это вы собрались? Мне нужна ваша помощь!»
Со вздохом опустившись на свое место, люди были обречены погружаться в философию финансов в сотый раз.
Ему нравилось, как Йогиня произносила слово «деньги», растягивая его особенным образом, и он просил ее повторять его снова и снова.
– Мадемуазель! Скажите его! Скажите слово «деньги»!
Это был его способ вытаскивать ее из апатичного молчания и держать привязанной к себе. Ей это нравилось и она повторяла слово так часто, как он того хотел, произнося его мягко, нарочито протяжно – «маннэй».
Каждый раз они смеялись как дети, а потом за ними следом начинали смеяться и мы, дружно повторяя «маннэй!».
Было приятно видеть ее повеселевшей и немного отвлекшейся.
Он сочинял Максимы денег и дотошно выверял их, стараясь подчеркнуть их абсолютность, их независимость от каких бы то ни было духовных или религиозных тривиальностей. Он уже придумал свои Десять заповедей, точно так же перевернув с ног на голову все, что известно духовно ищущим:
1. Просто трахайся, не говори о любви.
2. Воруй, но не попадайся.
3. Поддавайся искушениям – всяким и разным.
4. Убей соседа, спаси себя.
5. Лучше быть собакой, чем святошей.
6. Ненавидь мать свою – бей суку.
7. Убей всех докторов – каких и как только увидишь.
8. Лучше мастурбируй, чем медитируй.
9. Ешь как поросенок, боров и свинья в одном лице.
10. Исчезни и не появляйся.
В принадлежащей Юджи ламинированной копии Десяти заповедей была размещена также его фотография, где он указывал на дорожный знак с надписью «Дорога в несчастье»; под фото была надпись: «Это не просто место, это твое право по рождению», а еще ниже, конечно же, «Хорошего дня!». Это «специальное издание» высвечивало скрытое предупреждение, которое люди часто не замечали.