Пропасть Искупления
Шрифт:
Рашмика засомневалась, та ли это машина. Было бы глупо теперь ошибиться. Девушка была уверена, что любой житель поселка моментально узнает ее даже в скафандре.
Однако Крозет дал ей совершенно четкие инструкции. Рашмика с облегчением увидела неширокий трап, который при ее появлении опустился на снег. Поднявшись по прогибающемуся металлу, она вежливо постучала. Мучительное, хоть и недолгое, ожидание, и дверь скользнула в сторону, открыв шлюз. Она протиснулась в камеру – там было место только для одного человека.
На частоте ее шлема прозвучал мужской голос – она тут же узнала Крозета.
– Кто?
– Это я.
– Кто «я»?
– Рашмика, – ответила она. – Рашмика Эльс. Мы же вроде договорились.
Снова наступила тяжкая пауза; девушка уже совсем решила, что ошиблась машиной, – и мужчина ответил:
– Еще не поздно передумать.
– Я не передумаю.
– Можно просто вернуться домой.
– Родители не похвалят меня за выход наружу.
– Да, – подтвердил мужчина, – они не будут в восторге. Но я знаю твоих предков, вряд ли с тебя спустят шкуру.
Он был прав, но Рашмике не хотелось сейчас думать о родителях. Несколько недель она психологически готовилась – меньше всего ей нужны уговоры в последний миг. Пусть это и логичные уговоры.
Она снова постучала в дверь, сильно, благо на руке была перчатка:
– Так вы меня впустите или нет?
– Я просто хотел убедиться, что ты решила окончательно. Обратного пути не будет, пока мы не встретим караван. Это не обсуждается. Сядешь в машину, и путешествие закончится только через три дня. Через шесть, если захочешь вернуться с нами. Никакое нытье и слезы на меня не подействуют.
– Я ждала восемь лет, – ответила она. – Еще три дня погоды не сделают.
Крозет хохотнул, а может, хихикнул – она не разобрала.
– Знаешь, я тебе почти верю.
– И правильно, – ответила Рашмика. – Я девочка, которая всегда говорит правду, помните?
Через жалюзи пошел воздух. Одновременно Рашмика почувствовала движение, мягкое и ритмичное, словно качалась колыбель. Ледокат тронулся в путь, равномерно отталкиваясь задними лыжами.
До сих пор Рашмика считала, что ее бегство началось, когда она выбралась из кровати, но только теперь стало ясно: она наконец по-настоящему отправилась в путь.
Открылась внутренняя дверь, и Рашмика ступила в салон, отстегнула шлем и деловито повесила рядом с тремя другими. Внутри ледокат казался больше, чем снаружи, но она забыла о том, сколько места занимают двигатель, генераторы, топливные баки, система жизнеобеспечения и отсеки для грузов. Из-за них на борту тесно и шумно, а воздух такой, что хочется снова надеть шлем.
Она надеялась привыкнуть, только сомневалась, что удастся это сделать за три дня.
Ледокат раскачивался и вихлял. За окном кренился с боку на бок сверкающий белизной пейзаж. Рашмика ухватилась за поручень и уже собралась идти в нос машины, когда путь ей преградила худощавая фигурка.
Это был сын Крозета, Кулвер. На Кулвере был охряного цвета комбинезон из грубой ткани, в многочисленных карманах звенели инструменты. Он был на год или два моложе Рашмики, светловолос, и с первого взгляда было ясно: парню не хватает витаминов. На Рашмику он смотрел с вожделением.
– Все-таки решилась ехать с нами? Это хорошо. Будет время познакомиться поближе.
– Я тут только на три дня, Кулвер. Лучше не строй планов.
– Давай помогу тебе снять скафандр и провожу в нос. Папка сейчас занят, ему нужно вырулить из поселка. Из-за воронки приходится ехать в обход, поэтому немного трясет.
– Спасибо, я сниму скафандр сама. – Рашмика кивнула в сторону кабины. – Почему бы тебе не вернуться? Наверное, твоя помощь там не будет лишней.
– Отец справится. С ним же мать.
Рашмика улыбнулась:
– Надеюсь, ты этому рад – мать удержит мужиков от глупостей.
– Она не против того, чтобы мы иногда развлекались, лишь бы без последствий.
Машина снова накренилась, Рашмика качнулась к металлической стене.
– Сказать по правде, она на все закрывает глаза.
– Да, я наслышана. Ладно, скафандр действительно уже не нужен. Ты не покажешь, где я буду спать?
Кулвер отвел ее в крошечный отсек, зажатый между парой гудящих генераторов. Внутри лежали жесткий матрас и стеганое одеяло из серебристой скользкой ткани. Чтобы уединиться, нужно задернуть занавеску.
– Мы тут не особо роскошествуем, – заметил Кулвер.
– Я рассчитывала на худшее.
Кулвер прислонился к стене:
– Точно не хочешь, чтобы я со скафандром помог?
– Спасибо, справлюсь.
– Есть что надеть?
– Под скафандром я одета, и смена имеется. – Рашмика похлопала по сумке, которая висела под ранцем скафандра. Даже через плотный материал чувствовались твердые края компада. – Ты всерьез решил, что я забыла одежду?
– Нет, – хмуро отозвался Кулвер.
– Вот и отлично. А теперь почему бы тебе не сбегать в кабину и не сообщить родителям, что я в полном порядке? И еще передай, что я буду очень признательна, если мы как можно скорее покинем поселок.
– Мы не можем ехать быстрее, – отозвался Кулвер.
– Это меня и тревожит, – сказала Рашмика.
– Куда-то торопишься?
– Да, мне нужно добраться до соборов как можно скорее.
Кулвер смерил ее взглядом:
– На религию пробило?
– Не совсем, – ответила она. – Просто мне нужно уладить одно семейное дело.
107-я Рыб, год 2615-й
Куэйхи очнулся в темном, тесном пространстве, не способный двинуть ни рукой, ни ногой.
Последовал миг блаженной дезориентации, без переживаний и тревог, пока он дожидался возвращения памяти. Но затем все воспоминания нахлынули, обрушились, как стенобитная машина, и лишь спустя время соблаговолили перетасоваться и разместиться в хронологическом порядке.