Пропавшая экспедиция
Шрифт:
— На повторную экспертизу заявление подавали?
— Нет. И так было понятно, у него сердце давно пошаливало.
— Так-то оно так, — отступать было поздно, — однако всё-таки не мешало перестраховаться. Похоронили здесь, в Хабаровске?
— Да.
Урманский тоже перестал кушать, внимательно наблюдая за словесным пинг-понгом.
Майор нацепил на вилку кусочек картофеля, но класть в рот не стал.
— Хоронили, я так понял, не по христианскому обряду?
Женщина встрепенулась.
— Иван
— Я имею в виду не отпевание, Алла Николаевна. Тело Ивана Иннокентиевича кремировали в Красноярске?
— Как? — вдова Колодникова испуганно вопросительно смотрела на следователя. — Как вы…
— Издержки профессии. Простите. — Вилка Рыбакова с дребезжащим звоном приземлилась в тарелку. — Привычка отмечать, как говорит и ведёт себя собеседник. Кремировали без вашего согласия?
— Сказали, так будет лучше.
— Кто сказал?
— Из Академии наук. И потом был представитель ЦК. Да и у меня вылет из Хабаровска задержался на сутки. По погодным условиям. Иван и так пролежал несколько суток.
— Попрощаться-то хоть с телом разрешили?
Маленькая женская головка слегка утвердительно склонилась.
— Что ж, и то хорошо. А завещание Иван Иннокентиевич не оставил?
— Нет. Считали, рано думать о таком. Никто не предполагал, что так случится.
— Понятно. — Рыбаков хотел было нацепить на вилку ещё одну котлету, но передумал. — Хорошо, что хоть дневники сохранились. Я так понимаю, у вас всё изъяли из личных вещей мужа. Понимаете, о чём говорю?
— Да, — вдова академика утвердительно кивнула головой. — Рукописи сохранились, потому что Ваня их держал не дома, а у Светы Альчуриной, методиста кафедры. У неё их не искали.
— После по поводу дневников к вам не обращались? Из вуза или из Академии?
— Было пару раз. Но я сказала, что у меня ничего нет. Не хотелось отдавать последнюю память о Ване.
— И замечательно! — выдохнул майор. — Алла Николаевна, вы говорили, водка есть? Давайте помянем Ивана Иннокентиевича. И Дмитриева. Хорошие были мужики.
Хозяйка встрепенулась. Ей, судя по всему, и самой последние слова следователя пришлись как нельзя кстати. Убежала в комнату.
Майор переглянулся с Урманским, снова поднял вилку, подцепил картофель, отправил его по назначению.
— Ещё одна жертва пропавшей экспедиции. — Сашка говорил, не глядя на собеседника. — По-моему, Александр Васильевич, вам пора сходить с поезда. Понятное дело, в фигуральном смысле. Вернёмся в Благовещенск, пойдёте в университет, получите отпускные и отправляйтесь-ка в Китай. На курорт. Недели на две. Не меньше.
Александр Васильевич стянул с переносицы очки, принялся тщательно их протирать:
— Позвольте мне самому решать, когда и на какой станции
Майор и не думал улыбаться.
— Смотрите, как бы не стало поздно.
— Поздно стало тогда, когда я дал добро на публикацию стихотворения. Теперь уже менять нечего.
— Что ж, — Рыбаков достал мобильный, принялся искать нужный номер, — коли вы остаётесь в нашей команде, предлагаю вам первому сообщить Дмитриеву о находке. — Он протянул телефон. — Ему эта информация будет очень кстати.
Летние ночи в Зее прохладные, свежие. И независимо от того, в какой части города находишься, в центре Зеи или в посёлке Светлом, что был построен в начале семидесятых для работников гидроэлектростанции над городом, на близлежащих сопках, подальше ли от реки или ближе к ней, всё едино. Да и само Зейское лето, короткое, северное. А потому Серёга Санатов вышел на балкон в тренировочных брюках и куртке. Составить компанию Дмитриеву.
Со стороны Зейской ГЭС горели огни. И слышался шум отдававшей энергию турбинам, падающей с плотины воды.
Серёга зевнул:
— Идём спать. С ранья выезжаем.
— Иди. — Мишка достал третью сигарету. — Я ещё постою.
— Волнуешься?
— Нет, хернёй страдаю.
— Чего ты… — Санатов не обиделся. — Я же со всей душой.
— Вот и я про душу… — Мишка с силой бросил окурок. — Слушай, Серый, помнишь, ты как-то говорил, будто у тебя есть знакомый инженер на Ипатьевском камнеобрабатывающем комбинате?
— Есть, а на кой он тебе?
— Да одна мыслишка покоя не даёт.
— Колись.
— Вот думаю: что если мы махнём не только на Гилюй, а и на Нору, и на Граматуху? Найдем те блоки, о которых Урманский рассказал. Исследуем их. Как смотришь?
— Никак. — Санатов плотнее запахнул куртку. — Мы для чего сюда прибыли? Искать останки экспедиции. Так? Так. Вот давай этим и займемся. А блоки, кирпичи там разные — оставим на потом. Не забывай — у нас времени, по максимуму, дней десять. И «хвост» за нами, как сообщил СЧХ. Так что не бери тяжёлого в руки, а дурного в голову. Найдём могилу твоего бати, потом, глядишь, и этой фигнёй займёмся. Если будет время и желание.
Серёга с трудом подавил зевок.
— А по-моему, ты не прав, — отозвался Мишка. — В этом деле всё взаимосвязано. И если поймём, для чего предназначены те гранитные блоки, то поймём, что произошло с экспедицией.
— И каким же это образом?
— А вот подумай сам. — Дмитриев развернулся полностью к собеседнику. — Предположим, Урманский прав, и Колодников действительно обнаружил следы неизвестной цивилизации. Его тут же отстраняют от дела. Но он не складывает руки и находит выход в лице отца.