Пропавшая экспедиция
Шрифт:
— И теперь эти партизаны-отпускники в Благовещенске?
— Уже нет. Донченко доложил: сегодня утром вылетели в Москву.
— Баба с возу, кобыле…
— Но это не всё.
— Что ещё?
— В Южно-Сахалинске убит наш бывший сотрудник, Гаджа Константин Иванович. Тот самый, что вёл дело о пропавшей экспедиции в 1969 году.
— Когда убит, при каких обстоятельствах? — Бирюков вцепился в подполковника пристальным взглядом.
— Вчера утром. Перед тем как с ним должен был встретиться Рыбаков.
— Любопытно. Сашка, надеюсь, к этому отношения не имеет?
— Никак нет.
— Каким способом убили?
— Сбила машина. На перекрёстке. Переходил улицу на зелёный сигнал светофора. — Новый документ лёг на стол перед начальством. — Прислали ответ на мой запрос из Южно-Сахалинского УВД. Машина, сбившая Гаджу, найдена. Находилась в угоне. Отпечатков пальцев нет: преступник всё протёр, перед тем как бросить авто. — Третий документ появился на столе. — А в Хабаровске, на следующую ночь, совершена удачная попытка ограбления квартиры академика Колодникова, который также имеет прямое отношение к делу о пропавшей экспедиции. Там сейчас Рыбаков.
— А в Хабаровске-то как он очутился? — Бирюков внимательно изучал документы. СЧХ отметил, что вопрос был поставлен спокойным, почти равнодушным тоном, что говорило о крайней заинтересованности руководства делом.
— Я приказал, — выдохнул СЧХ. — Не успел доложить.
— Не успел он… — Бирюков наигранно-недовольно стянул с переносицы очки, бросил их на стол, после чего постучал указательным пальцем по бумагам. — Ты понимаешь, что всё это значит?
— То, что нужно возобновлять расследование.
— Нет, мой дорогой. Это означает другое. То, что мы в полном дерьме. — Его голос продолжал звучать так же спокойно. Полковник разложил листы в один ряд. — То, что дядя подтвердил версию, будто задержанные тобой мужики не имеют отношения к «конторе», ничего не меняет. Абсолютно. Потому как они все до единого не уголовники. А мне без разницы, кто давит на главк: фээсбэшники, Минобороны или разведка.
— А убийство Гаджи?
— Простое, банальное, бытовое транспортное происшествие.
— Да. На угнанной машине, — не смог сдержать язвительности СЧХ.
— Именно потому и бросили добычу, что сбили на ней человека. А так бы загнали или скорее всего распотрошили на запчасти.
— А ограбление квартиры Колодникова — простое желание поживиться на старушке-вдовушке. И дневники академика украли, чтобы почитать на досуге. Ну, а «жучок» у Дмитриева установили просто так, поржать.
— Именно. — Бирюков поднялся с места, прошёл к журнальному столику, что расположился в углу кабинета, налил в два стакана из бутылки газированной воды, один из них поставил перед Щетининым. — Именно так мне и скажут наверху в ответ на все мои аргументы по поводу повторного возбуждения уголовного дела по пропавшей экспедиции. И будут правы. То, что ты мне только что перечислил — домыслы. И не более того. Неубедительно. А потому возобновить расследование мы не имеем права. Ищи новые аргументы.
СЧХ хитро прищурился:
— Понял.
— Молодец! Больше ничего добавить не хочешь?
Щетинин принялся крутить стакан на полировке стола.
— Мои друзья выехали на Гилюй.
— За их отъездом кто-нибудь наблюдал?
— Вроде нет. Донченко не заметил.
— В Зею звонил?
— Ещё рано. К тому же, если за мужиками следят, пусть думают, будто те пока без прикрытия.
— Вот это верно. — Бирюков снова опустился на стул. — Теперь мой взнос в твои поиски аргументов. По Гадже. Пока ты тут круги наматывал, я поднял кое-какой материал. И вот что обнаружил. Делом экспедиции он занимался не с самого начала.
— Это я знаю, — отмахнулся подполковник.
— Не перебивай! Ты другого не знаешь. Гаджа очень любопытно попал в наше управление. Прибыл к нам в августе 1969 года. Из Москвы. И сразу по прибытии ему кинули дело по экспедиции.
— Человеку, который ни ухом ни рылом ни в местности, ни в наших реалиях?
— Именно. Что многих тогда, как и тебя, удивило. В том числе и бывшего начальника Амурского областного управления. Распопина. Я поднял документы. И вот что обнаружил. — Бирюков снова нацепил очки на нос, заглянул в блокнот. — Распопин пятнадцатого сентября шестьдесят девятого года сделал официальный запрос в столицу, по поводу непрофессионального проведения расследования по делу о пропавшей экспедиции. И вот как ему ответили. — Полковник протянул СЧХ пожелтевший от времени документ.
Сергей три раза прошёлся взглядом по тексту. После чего присвистнул:
— И это осталось в архиве?
— Представь себе. Нереально для нас, верно? Как думаешь, почему?
— Хотели присадить?
— И не только его. Игорь Кириллович должен был вот-вот уйти на пенсию. Письмо было скорее предупреждением не для него, а для следующего руководителя управления. При этом замечу: Гаджа, нужно отдать ему должное, никогда не зарывался. На конфликт с начальством не шёл. На повышение не претендовал. И своими связями в столице не козырял. Тянул лямку, пока в семьдесят третьем не перевёлся на Сахалин.
— То есть он проработал в управлении всего четыре года?
— Три с половиной.
— Ушёл сам?
— Нет. Снова по переводу.
— Через три года?
— Вот и мне сей факт показался удивительным.
СЧХ залпом осушил свой стакан с минералкой.
— Дашь покопаться в деле?
— Без проблем. — Полковник вытянул ящик стола, достал папку, бросил её на столешницу, перед подчинённым. — Держи. Знал, что попросишь. Можешь взять с собой. Особой ценности для архива дело уже не представляет. А тебе может пригодиться. Кстати, ты об отпуске не думал?
— Не понял. — СЧХ принялся прятать старую, серого цвета папку в кожаный портфель.
— А то проехал бы к мужикам, на Гилюй. С твоим опытом ты бы им там очень даже пригодился.
— Посмотрим. — Замок щелчком дал знать, что портфель закрыт. — Пока я нужен здесь. Если ехать на Гилюй, следует нарыть убойный фактаж, который бы поставил на колени кого угодно. А размахивать руками в драке — последнее дело. Знаешь, как говорят про шпионов? Разведчик начинает стрелять тогда, когда полностью раскрыт и перестаёт быть разведчиком. Правда, в этом случае его песенка спета. А я так чувствую, наша сольная партия ещё впереди. А Донченко заявление на отпуск подпишешь?