Пропавшая экспедиция

Зуев Ярослав Викторович

Кивнув в знак того, что он понял существо вопроса, сэр Перси ненадолго призадумался, по всей видимости, решаясь, стоит ли прислушаться к доводам журналиста и продолжить рассказ, или разумнее промолчать. Снова кивнул, уже самому себе.

– Да, сеньор, вы попали в десятку, - признал полковник.
– Я действительно видел нечто, чего не в состоянии объяснить. Это случилось, когда я, потеряв сознание, опустился на алтарь, и все, произошедшее со мной после, было умышленно опущено, ибо я полагаю его дурным сном. Других трактовок у меня нет, все они слишком близко граничат с безумием...

– Нам бы хотелось услышать подробности вашего сна, сеньор полковник!
– воскликнули сразу несколько голосов.

– Хорошо, - сказал сэр Перси, - будь, по-вашему. Только предупреждаю сразу, история слишком фантасмагорична, чтобы даже с оговорками претендовать на реальность. Итак, очнувшись, я обнаружил себя в весьма странном месте. Это был

коридор с узкими стенами и низким потолком. Едва разлепив глаза, я сразу подумал о штольне, имевшей, к тому же, множество ответвлений, уходивших как направо, так и налево. Аналогию лишь усиливали массивные глыбы, уложенные в стены, и что-то вроде подпорок, какими шахтеры предотвращают обрушение потолков. Рядом со мной копошились какие-то люди, но я мог рассмотреть лишь тех из них, кто выстроился вдоль стен двумя шеренгами. Незнакомцы держали в руках кумачовые плакаты. Надписи были выполнены на кириллице, я сразу же узнал этот алфавит, хоть, поверьте, не знаю по-русски ни слова. Люди то и дело широко раскрывали рты, словно выкрикивали слова приветствия в мой адрес. Или, им просто нечем было дышать, если атмосфера штольни была слишком спертой или чересчур разряженной. Я склонялся ко второму объяснению, но не мог утверждать этого наверняка, на мне был надет скафандр, нечто вроде тяжелого водолазного костюма. Металлический шлем жестко крепился к нему болтами, но три, забранных толстым стеклом отверстия круглой формы, позволяли мне следить за происходящим, вращая головой. Я сидел на чем-то, похожем на кресло с высокой спинкой, переходящей в подголовник. Оно было снабжено прочными подлокотниками. Как выяснилось еще через мгновение, я не мог пошевелить ни руками, ни ногами, конечности оказались намертво пристегнуты к сидению браслетами. Зато само оно не стояло на месте, а медленно ехало вперед по ржавому монорельсу, проложенному ровно посреди пола. Как я вскоре сообразил, его вручную толкали люди в униформе, скорее всего, военные или полицейские. Я был лишен возможности рассмотреть их лица, спрятанные под дыхательными устройствами, напоминавшими то ли кислородные маски, то ли противогазы. Затем коридор внезапно оборвался, меня выкатили на высокую стальную эстакаду, высившуюся над полом обширного зала, сопоставимого по объему с внутренней частью мечети Айя София, где мне в свое время посчастливилось побывать. Впрочем, не думаю, будто зал имел прямое отношение к отправлению религиозного культа, хотя, как знать, сеньоры, как знать. В тех местах, где у правоверных мусульман принято размещать изречения из Корана, выведенные вязью в человеческий рост, были развешены все те же кроваво-красные транспаранты. Некоторые из фраз, что я сумел разобрать, поскольку обнаружилось, что я уже вполне сносно знаю русский язык, обладали хорошо уловимым религиозным подтекстом. По всей видимости, они были фрагментами молитв или ритуальными заклинаниями, предназначавшимися, чтобы задобрить демонов. Или произвести обряд экзорцизма.

СЛАВА ГЕРОИЧЕСКИМ ВНЕБАШЕННИКАМ

ТРИЖДЫ ВЫКРАШЕННОГО СВИНЦОВЫМ СУРИКОМ

КРАСНОБЛОКА!!!

С удивлением прочел я на одном из плакатов. На втором значилось:

РЕШЕНИЯ МУДРЫХ СТАРЦЕВ ИЗ КОМИТЕТА СОГЛЯДАТАЕВ

ЧЕРЕЗ СТЕНУ!!!

Впрочем, я был слишком взволнован, чтобы перевести, а уж тем более, осмыслить все, мною увиденное. К тому же, события развивались в приличном темпе. Эстакада, проложенная высоко над полом, перешла в нечто типа строительных лесов, сооруженных вокруг стальной трубы, имевшей тревожно много общего с орудийным стволом главного калибра, если кто из вас, сеньоры, видел дредноуты. Не успел я как следует обмозговать, чем это сходство чревато лично для меня, как мое кресло опрокинули на спинку и ловко прикрутили к торчавшему вертикально вверх стволу. Тут, откровенно говоря, мне стало совсем не до смеха, ибо я вспомнил позорные для британцев методы устрашения мятежников-сипаев, широко применявшиеся в индийских колониях четверть века назад. Я имею в виду так называемый Дьявольский Ветер. Была такая кошмарная публичная казнь, когда приговоренного привязывали спиной к жерлу пушки. Оно обычно упиралось ему аккурат промеж лопаток. Не следует, полагаю, пояснять, чем это заканчивалось для бедолаги. Еще через минуту одно из стекол моего шлема, то, что было как раз напротив лица, сняли, после чего ко мне склонилось несколько мужчин. Все они, кроме одного, были в противогазах. Но того, что был без маски, я сумел разглядеть очень даже отчетливо. Это был мужчина средних лет, его черты были слегка обрюзгшими, но все равно выдавали непоколебимую решимость. С такими лицами следует командовать цепями гренадеров на поле боя - мелькнуло у меня. И почти сразу же я с недоумением осознал, что откуда-то знаю этого человека, а, если точнее, стройбана, как они сами себя называют. Более того, мне известно, что он пользуется немалым влиянием среди соплеменников, хотя в принципе, у них хватает начальников рангом

повыше.

– Ну, Юрка, как я тебе и обещал, вот он, твой тот самый потолочный час, - приятным баритоном сообщил незнакомец. Впрочем, не совсем незнакомец. Поразительно, но теперь я откуда-то знал и его фамилию, он звался Скороблевым и имел чин военврала первого ранга. Это выше нашего бригадного генерала и, скорее, соответствует генерал-лейтенантскому чину...

– На вот, хлебни для храбрости, чтоб не блевануть, - с этими словами Скороблев сунул мне в рот резиновый шланг, из жеваного отверстия разило спиртом.

– Смотри, не забудь "Понеслась" сказать, как запал сработает, - строго напомнил мне военврал.
– Это для кинохроники важно. И помни, Юрка, облажаешься - будет тебе вся Башня в копеечку, включая Западное Крыло и Неприсоединившиеся этажи. А сдюжишь, присвоят тебе звание Героя Красноблока, бронированный паланкин выделят, для торжественных шествий, и еще - место в учебнике истории наших славных свершений. Как понял меня, доложи!

– Так точно, понял, сделаю, - откликнулся я по-русски, вместо того, чтобы возопить о помощи. Или хотя бы заявить им протест, потребовав встречи с британским консулом. Ну, или хотя бы спросить у товарища Скороблева, что за чертовщина тут вообще творится, и что они собрались предпринять в отношении меня.

Вряд ли что-то хорошее, - думал я. И не ошибся.

– Давай, на плакате сконцентрируйся, - продолжал назидательно военврал.
– И верь, что все сработает. Без веры нам, брат, никак нельзя. Но, если что матом пойдет, не забывай: ты своего Героя по-любому уже заработал, даже если посмертно доведется присваивать. Подумай, какая это честь для рядового стройбана. Вчера еще, можно сказать, никем был, козявкой сраной, а завтра - всем будешь, во - как! Так, все, пора и честь знать. Ты зубами-то не цепляйся! Ишь, присосался!

Резиновый шланг выскользнул изо рта, проронив несколько капель жидкости на подбородок. Защитное стекло со щелчком встало в пазы, меня снова как отрезали от мира. Впрочем, нет, я опять ошибся, в шлем оказались вмонтированы и наушники, и ларингофон.

– Про "понеслась", мать твою, не забудь!
– строго предупредил напоследок Скороблев, а затем, неожиданно смягчившись, по-отечески шлепнул меня ладонью по шлему и смахнул слезинку, выкатившуюся из уголка глаза.

– Ну, прощай, - добавил военврал негромко.

Мне сделалось страшно. Клацнул какой-то тумблер, остальные слова военврала предназначались не только мне.

– Начинаю обратный отсчет, - пророкотал он в наушниках.
– Десять...

– Мама, - произнес я мысленно, а затем мои ошалевшие мысли унеслись к Катехизису.

– Девять, восемь, семь...

Когда Скороблев дошел до пяти, я, наконец, обратил внимание на потолок, как он просил. Потолок был сводчатым, округлой формы, как в мечетях и православных церквях. На выпуклой поверхности купола было изображено окно, точнее, вид из огромного окна, выходящего на заснеженные горы. Нарисовано было так лихо, что я на секунду позабыл о страхе. Что любопытно, створки оконной рамы были изображены распахнутыми настежь, а ровно по центру купола были начерчены две перекрещивающиеся линейки с делениями, совсем как в оптике артиллерийских прицелов.

– Три, два, один, - отсчитывал Скороблев.

Прямо у меня за спиной пронзительно зашипело, будто струя пара вырвалась из готовящегося лопнуть от перегрева котла. Раздался громкий хлопок.

– ПОНЕСЛАСЬ!!!
– завопил я машинально, в точности, как мне сказали. Сидение завибрировало, и меня швырнуло вперед. С таким чудовищным ускорением, что сознание выпорхнуло из тела прежде, чем я в лепешку разбился о потолок...

– Матерь Божья, - пробормотал корреспондент еженедельника "Jornal da Para". Остальные слушатели промолчали, но не было даже намека на смешки. Репортер оказался прав, они были - не в Лондоне.

– Да, странный сон, - резюмировал свой рассказ полковник, - тем более удивительный, принимая в учет, что мое подсознание, или, уж не знаю, какая еще сила, явила мне его, пока мое тело возлежало в Храме на алтаре.

– Вы полагаете, что каким-то образом все же побывали внутри?
– протирая запотевшие очки и близоруко щурясь без них, мягко осведомился профессор из Сан-Паулу.

Сэр Перси передернул плечами.

– Я был бы нечестен с вами, если бы взялся это утверждать. Однако вот какая странность, сеньор. Повторяю, что не знаю ни слова по-русски. Точнее, раньше не знал. Конечно, мое свободное владение этим чрезвычайно сложным языком во сне резонно было бы объяснить игрой воображения, но вот парадокс. Несколько дней назад мы с доктором Оливейрой, моим лечащим врачом, которому я, вне сомнений, обязан жизнью, провели эксперимент. Сеньор Анселмо был столь любезен, что раздобыл для меня "Преступление и наказание" известного русского писателя Федора Достоевского. И, хотите верьте, сеньор, а хотите - нет, но отныне я не нуждаюсь ни в переводчике, ни в словаре, потому что бегло читаю на русском...