Пропавшая ватага
Шрифт:
Давешний молодец явился на зов с большим кувшином кислой «мальвазеи», как называли здесь итальянское или греческое вино, и двумя на удивление изящными бокалами тонкого темно-голубого стекла.
– Ого! – изумился Фогерти. – Однако.
Выпив, он поцеловал гетеру в уста, запрокинул на ложе, задирая подол и покрывая поцелуями бедра, вот уже обнажил – и поласкал – лоно, пупок, грудь, восхитительно упругую, совсем не такую, как у большинства прочих «гулящих».
– Ах, Анна, все ж таки – до чего же ты хороша!
Девушка,
Сорвав наконец с гулящей рубаху, Фогерти принялся оглаживать юное упругое тело, провел ладонью по животу и бедрам, пощекотал пупок, захватил горячее от возбуждения лоно, затем сильно сжал грудь, накрыв страстным поцелуем нежный, приоткрытый в экстазе ротик, почувствовал, как дева затрепетала под ним, обняла, отдавая себя с неописуемым жаром.
Впрочем, нет, юная архангельская гетера не только отдавала, она и брала свое, желая не только ублажить, но и получить наслаждение елико возможно больше. И тут желания любовников оказались схожи, Джеймсу было приятно ласкать столь прелестную девушку, доставляя чувственную радость не только себе, но и ей. А еще было приятно, что Анна вовсе не скрывала своих чувств – закатывала глаза, стонала, облизывая языком губы, изгибалась, подобно странствующим ярмарочным акробатам, отзываясь на ласки каждой клеточкой, каждым движением своего юного, безумно горячего от нахлынувшей страсти тела.
Ах, как было славно – неописуемо приятно, радостно… И все же Джеймс вдруг почувствовал что-то не то. Эта рыженькая игривая бестия, позволявшая делать с собой практически все и получавшая от того удовольствие, почему-то избегала переворачиваться на живот, показывать спину…
Однако Фогерти все же сделал это, несмотря на сопротивление, обхватил гетеру руками за тонкую талию, перевернул… и отпрянул! Всю спину девчонки, нежную и восхитительно белую, наискось пересекал широкий кровавый рубец.
– А тебя били кнутом, девочка, – тихо промолвил Джеймс. – Хорошим кнутом, и от души. Еще один подобный удар – и перебили бы позвоночник. Не спрашиваю, кто. Нет-нет, не дергайся и не плачь, позволь мне осмотреть… я ж врач все-таки!
Англичанин протянул руку, потрогал:
– Так больно?
– Не очень.
– А так?
Девушка дернулась, закусила губу, гася стон.
– Понятно, – Фогерти ласково погладил гулящую по плечу. – Я скажу тебе, как сделать мазь. Ты умеешь писать?
– Н-нет.
– Тогда запомни, рецепт не очень сложный. Надо взять две части сока лопуха, три части меда, затем мелко истолочь подорожник… Ты слушаешь ли?
– Две части сока лопуха, три части меда, подорожник, – быстро перечислила девушка. – Я запомню, сэр, я умная.
– Только не вполне счастливая, – улыбнулся Джеймс.
Ему и в самом деле было жаль эту красивую молодую девчонку, попавшую в безжалостные жернова злодейки-судьбы. В конце концов, Фогерти вовсе не был злым человеком, что же касается должности палача, которую, надо сказать, он исполнял честно, без всякой брезгливости – так это была работа, а не веление души.
– Будешь натирать свой шрам два раза в день, утром и вечером… ну, или как выйдет, – промолвил Джеймс. – Вино в период лечения желательно не употреблять вообще. Обязательно сделай все, как я сказал, иначе можешь умереть в муках. Да-да, это не шутка!
В дверь осторожно, но настойчиво постучали.
Лекарь-палач понял голову:
– Кто там еще?
– Господин, время, – послышался знакомый голос кабацкого молодца. – Утро уже. Пора.
– Да-да, я уже одеваюсь.
Заправив в штаны белую кружевную сорочку, Фогерти прицепил шпагу, когда-то принадлежавшую какому-то важному испанскому гранду – нидерландский трофей. Усмехнулся невесело: если подумать, чем он лучше этой несчастной гетеры? Такой же наемник, ни кола ни двора, и все его вещи – эта шпага, перстень, серьга – чужие, отнятые у врагов по праву сильного.
Рыжая Анна, проворно одеваясь в углу, потянулась к поясу… как вдруг что-то выпало, со стуком упав на пол. Какая-то блестящая безделушка, гребень.
– Нет! – перехватив заинтересованный взгляд англичанина, девушка бросилась на колени, накрывая упавшую вещицу ладонями. – Это мое!
– Вот дурочка! – Фогерти рассмеялся. – Ты думаешь, я собираюсь тебя ограбить?! Просто любопытно было бы взглянуть. Покажешь?
– Ну… пожалуйста, смотрите, сэр.
Хлопнув длинными загнутыми ресницами, как ни странно, темными, а не рыжеватыми, Анна протянула безделушку Джеймсу.
Действительно, гребень. И – черт побери – золотой! Да еще какой изящной работы – ого!
– Забавный какой демон, ага…
По верху гребня, сверкая вставленными самоцветами-глазами, расселся угрюмый золотой божок с выпяченным мужским достоинством и самодовольной улыбкой, с поразительным блеском переданной неведомым ювелиром.
– Интере-есно, – возвращая вещицу, задумчиво пробормотал лекарь. – Я видел подобные в Африке. Откуда у тебя этот гребень? С какого-нибудь английского судна?
– И вовсе нет, – рыженькая успокоенно рассмеялась. – Не с английского, а с русского.
– С русского?!
– Я в прошлом году на Печоре-реке жила, в Пустозерье, – получив в подарок за проведенную ночь золотое кольцо, девчонка резко повеселела и разговорилась. – Там один струг морской с неведомых земель пришел, к Строгановым направлялся. Казаки-ватажники, косматые, смешные такие. У нас там в бане мылися, вот я и с одним…
– И потом этот гребень украла.
– Что вы, сэр! Подарок это.