Пропавшее сокровище. Мир иной
Шрифт:
Руднев подошел к нему, перевернул на спину и, взяв руку, послушал пульс:
— Умер… — сказал он и осторожно опустил эту большую узловатую руку.
Стрелецкий приблизился к мертвому старику. Сурово сдвинув брови, смотрел он в широко открытые, но уже потухшие глаза человека, который вчера хотел убить его. Но даже на мертвом лице безумного старика лежала печать упрямого фанатизма, такого же фанатизма, который вот уже сорок лет сжигал душу старого профессора и бросал его в погоню за прекрасной и призрачной тенью исчезнувшей библиотеки Грозного…
Стрелецкий склонил одно колено. Он наклонился над огромным распростертым телом Платона Бельского.
— Полно, Тасенька!.. Это был несчастный человек…
— Как жалко, что она его не нашла!.. — сказала Тася.
Но Стрелецкий уже взял себя в руки. Он оглядел всех внимательно и как-то даже задорно.
— Ну что ж, друзья мои! — сказал он. — Мы не нашли библиотеки Ивана Грозного, но мы не успокоимся, мы будем искать ее…
— И найдем! — сказала Тася, поглядев на Волошина ясными вопрошающими глазами. — Правда, Ваяя?…
— Не знаю, Настенька, — ответил Волошин. — Но если мы и не найдем ее, то все же узнаем, что случилось с этим пропавшим сокровищем.
МИР ИНОЙ
Научно-фантастическая повесть
Пролог
Бывают события обыкновенные, понятные, о них рассказывать легко и приятно: рассказчику верят, а героям сочувствуют. Но вот происходит нечто странное, похожее на сказку; свидетель происшествия ищет объяснения, ему кажется, что он понял, в чем дело, но людям рассказать не решается — не поверят…
Вот и история, которую я собираюсь здесь изложить, слишком невероятна, чтобы поверить в ее подлинность. Человек, рассказавший мне ее, в свое время чуть не попал в сумасшедший дом. Но я знаю этого человека лучше, чем врачи. Я могу поручиться, что его сознание всегда оставалось ясным, что он никогда не населял мир действительности чудовищными призраками, что удивительные приключения, выпавшие на его долю сорок пять лет назад, не являются плодом расстроенного воображения. Нет, кому-кому, а мне-то известно, что мой старый сосед по квартире, бывший геолог, а ныне пенсионер Григорий Николаевич Венберг не фантазер, не психопат, а человек в высшей степени трезвого, практичного, даже немного ограниченного ума.
Мы с Григорием Николаевичем частенько засиживались допоздна подле радиоприемника, и я всегда просил разбудить меня утром, ибо просыпался с превеликим трудом. Он тихонько стучался в мою дверь, затем, так как я не отвечал, принимался стучать громче. Тогда я высовывал голову из-под подушки и довольно неприветливо говорил:
— Войдите!..
Он приоткрывал дверь и бочком входил в комнату:
— Это я. Здоровы ли вы, батенька?…
Я и без того знал, что это он, но неизменно спрашивал, зевая и потягиваясь:
— Ах, это вы, Григорий Николаевич? Доброе утро!
Он приближался, озабоченно оглядывая меня и бесшумно ступая своими мягкими пантофлями. Так было и в то памятное утро. Накануне я засиделся у радиоприемника (на этот раз один, без Венберга), слушая сообщение о запуске советской космической ракеты в сторону Луны, и, конечно, проспал опять. Венберг приблизился к постели и сказал то, что всегда говорил по утрам:
— А я — то думаю, что с ним такое? Время не раннее, а он через веревку не прыгает, гимнастику не делает, в ванной под душем не фыркает. Уж не заболел ли, думаю? А вы, батенька мой, оказывается, просто святого лежебоку празднуете!
— Я поздно лег, Григорий Николаевич.
— Знаем мы ваше «поздно». Гимнастикой занимаетесь, а того не знаете, что валяться в постели вредно. Да-с. Ну, марш под душ! Живо!..
В такую минуту Григорий Николаевич всегда до того напоминал мне Карла Ивановича из толстовского «Детства», что я принимался хохотать.
— Вам недостает только кисточки на ермолке да хлопушки для мух…
— Повторяетесь, батенька. Вы мне это уже излагали. Но в этом сходстве я ничего дурного не вижу. Толстовский Карл Иванович аккуратнейший человек. А вам, например, немного немецкой аккуратности в быту приобрести не мешало бы. Да-с…
— Ауф, киндер, ауф! Съист цайт! [9] — смеясь, восклицал я.
— Нун, нун, фаулинзер! Ауф! [10] — отвечал в тон словами Карла Ивановича мой сосед.
Мы с ним большие друзья. Я люблю этого умного, деликатного, душевного старика, и он, кажется, платит мне такой же привязанностью. Григорий Николаевич живет сейчас на пенсии, а в свое время он был крупный геолог. Он совершил много поездок в самые различные места земного шара, участвовал в интереснейших геологических экспедициях. Кроме того, он полиглот и владеет не только всеми европейскими языками, но может объясняться на китайском, японском, монгольском, корейском языках и на нескольких индусских диалектах.
9
Поднимайтесь, дети, поднимайтесь! Время! («Детство» Л.Н.Толстого.)
10
Ну, ну, ленивец! Поднимайтесь! (оттуда же).
Для меня, журналиста и литературного работника, такой друг и сосед был просто кладом. Григорий Николаевич часто заменял мне энциклопедию, ибо не было такой вещи, о которой он не знал бы все или почти все…
Я поздравил его с новой большой победой советской науки и подробно рассказал о запуске советской космической ракеты. Григория Николаевича это известие взволновало необычайно.
— Значит, вырвались?… — закричал он. — Значит, проникли наконец туда, в «мир иной»?…
Он засуетился и забегал по комнате, размахивая руками.
— А ведь я говорил, я верил, я доказывал это… Надо мной смеялись… Меня в сумасшедший дом упрятать хотели… А теперь вот!.. Глядите! Человек уже послал в необъятный звездный мир свой космический корабль! Недалеко то время, когда и сам туда полетит!
Он остановился и посмотрел на меня горящими, странно похолодевшими глазами:
— Вы верите в это?…
— Ну конечно же!
— О-о! Я доживу до этого дня! — воскликнул он и, оглянувшись с опаской по сторонам, тихо добавил: — Больше того — я дождусь их возвращения! Они обязательно вернутся…