Пропавшее сокровище
Шрифт:
Проживая в Париже, он следил за судьбой некоторых своих советских "знакомых", а ныне, отправляясь в Москву, решил, что вирусоподобный активист Тараканцев обязательно поможет ему и Джейку найти и затем вывезти ценнейшую коллекцию Грозного. Именно потому поможет, что Тараканцев был зоологически труслив...
Как раз в тот момент, когда Лирика по телефону "поймала" наконец Лжедмитрия на каком-то музейном совещании, безголосый звонок трижды кашлянул в передней ее квартиры.
Лютеция Гавриловна с густо напудренным носом набросила на свои богатырские плечи тюлевую накидку цвета "ша-муа" (подарок графа Фридриха-Марии!) и пошла открывать дверь. За дверью стояли двое мужчин в светлых костюмах: один объемистый, смуглый, восточного типа, другой высокий, худощавый, бледнолицый.
– Прошу прощения, мадам, - с легким акцентом сказал по-русски пожилой.
– Здесь квартира Дмитрия Павловича Тараканцева?
Лютецию Гавриловну трясло от волнения: перед нею стояли, с нею разговаривали живые иностранцы. Может быть, они прямо из Парижа приехали? Может быть, вот этот молодой - граф или виконт?..
– Да, - внезапно осипнув и потеряв свой роскошный бас, произнесла Лютеция Гавриловна. Она распахнула дверь и прохрипела сразу на трех языках: - Силь ву пле! Битте! Плииз!..
Кортец протиснулся в дверь, поцеловал пахнущую детским мылом длань Лютеции и отрекомендовался:
– Педро Хорхе Кортец! А это мой молодой друг Джейк Бельский.
Джейк приложился к руке Лютеции и, поморгав немного, сказал (тоже по-русски, но уже без всякого акцента):
– Я счастлив с вами познакомиться, мадам...
– Моя дочь Лирика Аполлоновна, супруга Лже... супруга Дмитрия Павловича, - овладев наконец своим фельдфебельским голосом, сказала мадам и ввела гостей в наспех убранную комнату.
На Лирику страшно было смотреть. Ее почти не имеющая точных очертаний фигура была облачена в шелковое платье, цвета багрового и тревожного, как пожар. Парижская горничная Кортеца Мадлен со своими ресницами и огненными губами показалась бы рядом с нею простой пастушкой. Рыжие и жесткие космы Лирики были взвихрены и торчали, как наэлектризованные; натертые ладошками щеки ее пылали; подведенные глаза метали молнии, а бюст колыхался и наступал, как девятый вал на картине Айвазовского. Вероятно, точно так выглядела жена подлинного Лжедмитрия, Марина Мнишек, в момент разговора с восставшими, которые только что прикончили Самозванца.
Через несколько минут завязался "светский разговор": гости учтиво восхищались красивыми домами новой социалистической Москвы, а хозяев больше интересовал старый капиталистический Париж.
– Правда ли, месье Кортец, что в Париже американские офицеры среди бела дня похищают девушек?
– спросила Лирика.
– Увы, это так, мадам, - с грустью ответил "потомок великого конквистадора".
– Но только не всех похищают, а... некоторых. И не днем, а ночью...
Мадам уже поставила на стол кофе, булочки, масло, зернистую икру...
В глазах Кортеца при виде икры появился плотоядный огонек:
– Икра!.. Зернистая!.. Джейк, вы когда-нибудь видели живую сказку?.. спросил он.
– Нет, - чистосердечно сознался Джейк.
– Я не читал сказок, месье. Я читал только комиксы...
В этот момент в передней щелкнул замок, и в квартиру ворвался Тараканцев. Он именно ворвался, а не вошел. Сообщение жены о том, что к нему в дом направляются какие-то иностранцы, всполошило Лжедмитрия так сильно, что он первый раз в своей жизни дезертировал с совещания...
Тараканцев бросил шляпу и, протирая окуляры в золотой оправе, вошел в комнату.
Гости встали при его появлении.
– Месье Кортец и мистер Бельский, - торжественно представила гостей Лирика.
– Они ждут тебя, Дмитрий.
Иностранцы поклонились и дожали руку сильно встревоженному хозяину.
– Очень, приятно... очень приятно...
– забормотал Лжедмитрий, обшаривая неожиданных гостей бегающими рысьими глазками.
– Прошу садиться... Чем обязан, господа?
Кортец засмеялся:
– Нет, я вижу, что вы меня не узнаете, товарищ Тараканцев, - сказал он и печально качнул головой.
– Да и как узнать?.. Двадцать лет не видались... Я постарел, растолстел. А вы все такой же.
– Позвольте!
– Тараканцев наморщил лоб и вгляделся.
– Кортец?!. Агент Антикварного треста?..
– Увы, это я, Дмитрий Павлович... Торгсин... Кое-какие картины... Коптское евангелие...
– Как же! Конечно, помню!
– без всякого восторга произнес Тараканцев. Педро Хорхе Кортец.
– Совершенно верно! У вас феноменальная память на имена... А это мой юный друг, такой же вольный турист, как и я, Джейк Бельский.
Джейк поклонился.
– Очень приятно, - сказал замороженным голосом Тараканцев.
– Я могу быть вам чем-нибудь полезен, господа?..
– Мне очень неприятно вас беспокоить, Дмитрий Павлович, - сладким голосом произнес Кортец, - но мой юный друг, сын состоятельных родителей, изучает древнее восточное искусство. Ему нужно побывать в некоторых ваших музеях...
У Тараканцева отлегло от сердца, он уже успокоился и с любопытством посмотрел на "сына состоятельных родителей". Тот заискивающе моргал и глядел на Лжедмитрия с детской просительной улыбкой.
– Конечно! Пожалуйста! Для всех туристов у нас везде открыты двери, сказал Тараканцев и широко развел руками, демонстрируя готовность проявить гостеприимство.
– Пользуясь давним знакомством с вами, Дмитрий Павлович, я хотел просить вас, чтобы вы посоветовали, наметили маршрут мистеру Бельскому...
– сказал Кортец и, оглянувшись на дам, добавил виноватым тоном: - Но я боюсь, что это будет разговор скучный и утомительный для наших прекрасных дам.