Пропавшее войско
Шрифт:
Лицо Клеарха окаменело:
— Как это случилось?
— А где Арией? — спросил Проксен.
Софос указал на темное пятно, видневшееся в половине парасанга к северу:
— Полагаю, там. Со своими. Сейчас этот ублюдок наверняка ведет переговоры с Артаксерксом.
Клеарх указал на труп Кира:
— А он?
Софос ответил вопросом на вопрос:
— Что он хотел от тебя, когда подъехал?
— Хотел, чтобы я ушел с берега Евфрата и бросил все силы в центр армии врага, потому что там находился царь.
— Почему ты этого не сделал?
— Это было бы самоубийством. Слева ряды врага протянулись на две трети дальше, чем наши, и если б я ушел от Евфрата, они окружили бы нас полностью.
— Это был бы конец.
— Верно, — проговорил Клеарх.
— Ну а сейчас? — с сарказмом воскликнул Софос. — Кир знал, что враг многократно превосходит нас числом, но у него было убийственное оружие, в которое он слепо верил: твои воины. Если б ты подчинился его приказу и ударил по центру, то поразил бы самого царя.
Клеарх возразил с досадой:
— В подобных, спорных, ситуациях я принимаю приказы только от Спарты.
Софос пристально посмотрел ему в глаза.
— Спарта — это я, — бросил он. И отошел.
Тем временем пение воинов Клеарха стихало. По мере того как греки подходили, они осознавали горькую реальность. Думали, что победили, но на самом деле проиграли битву.
9
На закате появились два всадника, скакавшие во весь опор. В тот день я увидела их впервые, но позже познакомилась с ними поближе и, поскольку теперь умела говорить по-гречески, смогла даже произнести их имена. Агасий-стимфалиец и Ликий из Сиракуз. Они спешились, с трудом переводя дух, и предстали перед Клеархом.
— К счастью, вы вернулись! — воскликнул Агасий. — Мы ничего о вас не знали. Армия Артаксеркса находится в тридцати стадиях отсюда, а мы были с Ариеем, в составе нашего отряда. Мы выстояли и сохранили обоз. Кое-кому из персидского лагеря удалось сбежать и спрятаться в наших рядах.
— Это так, — подтвердил Ликий. — Там находились также две девушки из гарема Кира. Одна из них — красавица из Фокеи. Это надо было видеть: когда явились персы, она выскочила из шатра царевича, совершенно голая, и бросилась к нам; ее преследовала целая орда варваров. Мы стали кричать, подбадривая ее, чтобы она бежала быстрее. Казалось, будто мы на стадионе. Как только красавица оказалась рядом, мы разомкнули ряды, пропустили ее, а потом снова опустили щиты. Варварам пришлось вернуться ни с чем.
Клеарх нахмурился:
— Забудь про девушку. Что с Ариеем?
— Скрылся. Покинул лагерь и спрятался в пустыне. Если хочешь, завтра сможем догнать его. Я знаю, где он.
— С ним есть наши люди?
— Один отряд. Следят за обстановкой.
— Вы правильно поступили. А царь?
— Уехал и оставил с армией одного из своих военачальников. Кажется, Тиссаферна. Что теперь делать?
— Уже вечер. Мы переночуем здесь. Возвращайтесь, пока совсем не стемнело. Поставьте двойную стражу, не смыкайте глаз; если у вас есть конница, пошлите ее дозором, охранять. Завтра мы объединим наши силы и решим, что делать. Я не доверяю этому варвару.
— В таком случае отправляемся в путь. Удачи.
Оба вскочили на коней и через несколько мгновений скрылись в темноте. А мы стали лагерем на ночь.
У нас не было ни палаток, ни покрывал, ни еды. Люди укладывались прямо на земле, умирая от усталости. Здоровые ухаживали за ранеными, перевязывая на скорую руку. Воины сражались долгие часы, прошли десятки стадий, и вот теперь, испытывая острую потребность в еде и отдыхе, вынуждены были довольствоваться голой землей и собственными плащами.
У нас в повозке лежала пшеница и соленые оливки, но в темноте не удавалось найти ключ от ящика с провизией. Я обнаружила лишь бурдюк с водой. Потом вспомнила, что видела неподалеку знакомые мне растения: у иных были съедобные клубни, у других — солоноватые листья. Мне удалось выкопать некоторое количество пригодных в пищу корней и собрать немного листьев. Ужин получился весьма скудным, но все же голод мы отчасти утолили. Потом я легла рядом с Ксеном, накрывшись его плащом.
Несмотря на всю опасность и неопределенность нашего положения, я была счастлива, потому что он находился рядом со мной. Горячий и живой — а ведь я целый день провела в страхе. Это казалось мне чудом, и я благодарила за него богов от всего сердца, целуя возлюбленного и гладя его пыльные волосы.
— Я боялся, что больше тебя не увижу, — прошептал он.
— Я тоже не надеялась увидеть тебя снова. Столько смерти. Столько ужасов…
— Такова война, Абира, такова война. Так было и так будет. А теперь спи… спи.
Даже сегодня, вспоминая об этом, я сама себе не верю. Десять тысяч человек лежали вокруг меня на земле, голодные, усталые, раненые. Воинственная и многочисленная вражеская армия стояла лагерем совсем близко, а наши боевые товарищи находились в смертельной опасности и не спали, потому что не могли доверять Ариею, и все же то была самая прекрасная ночь в моей жизни. Я не думала о том, что будет с восходом солнца; более того, именно сознание того, что завтра может не наступить, заставило меня пережить в эти несколько часов такие сильные чувства, каких никогда прежде не испытывала и, вероятно, уже не испытаю до конца дней своих.
В ту ночь я действительно поняла, что значит любить всем своим существом, стать единым целым с другим человеком, соединить свое тепло с его теплом, ощутить, как твое сердце бьется в унисон с сердцем любимого, и желать лишь одного — чтобы это мгновение длилось бесконечно. Это чудо необъяснимо, но порой само время течет необъяснимо, каждое мгновение длится долгие годы. Я вспомнила о подругах, которые спали в тот момент в домах, где пахнет известью, и не завидовала им, как не завидую и сейчас, хотя у них наверняка уже есть дети и муж, который думает о них, в то время как у меня нет никого. Я не завидую им, потому что занималась любовью и земля служила мне ложем, а небо — крышей, и каждый поцелуй, каждый вздох, каждое биение сердца заставляли меня взлетать все выше над пустыней, над водами Великой Реки, над ужасами этого кровавого дня.
Нас разбудило утреннее солнце, и люди стали подниматься — с трудом, потирая онемелые мышцы, быть может, чувствуя себя еще более усталыми, чем перед сном. И все же дисциплина и сила духа наконец возобладали, каждый надел доспехи и занял свое место в рядах. Ксен тоже вооружился, с того дня он стал воином, потому что так было нужно.
В этот момент прибыли двое всадников: один — грек, управлявший одной из персидских провинций в те времена, когда Кир являлся владыкой Анатолии; второго звали Глус — странный тип с волосами до плеч, собранными на затылке и закрепленными золотой заколкой. Они явились к нам по поручению Ариея.