Пропавшее войско
Шрифт:
На рассвете, когда стало видно холм, на нем никого не оказалось: ни осаждающих, ни осажденных. Только пепел, остатки костров и тела павших — с обеих сторон, — усеивавшие склон.
— Проклятие, что здесь произошло? — воскликнул Тимасий, объехав на коне окрестности. — Куда они все подевались?
Ксен тоже осматривал открывшееся перед ним пустое пространство, пытаясь понять, что все это значит, пока, наконец, не явился один из переводчиков и не сообщил о своем разговоре с пастухом:
— Он видел, как незадолго до рассвета, едва только огонь угас, воины спустились с холма и двинулись к берегу.
— Это они. — Ксен, подозвав к себе Тимасия, велел ему возглавить пехоту; сам же отправился вперед с конницей.
Вскоре он догнал аркадийцев и ахейцев, недавние соратники стали обниматься с радостными возгласами, словно только что пережили кошмар.
— Полагаю, вы поняли, что решение разделиться было безрассудством, за которое вы заплатили жизнями многих товарищей, — заметил Ксен. — Надеюсь, погибли как раз те, кому эта идея пришла в голову.
Ксантикл-ахеец первым шагнул вперед — грязный, на нем лица не было от усталости и напряжения:
— Ты прав, мы как будто ополоумели; не знаю, что на нас нашло…
Агасий-стимфалиец выбежал Ксену навстречу и обнял его:
— Вы спасли нас от верной смерти: долго мы не продержались бы на том холме.
— Но что произошло ночью?
— Увидев пламя пожаров, мы поняли, что это вы; враги тоже сообразили, в чем дело, и сняли оцепление; однако потом, не видя вас и побоявшись, что неприятель вернется, мы выступили, стараясь как можно дальше уйти от того места. И вот мы здесь.
— Хорошо, подавайте покончим с этим. Больше не будем разделяться. Дождемся Тимасия-дарданца с тяжелой пехотой, а потом двинемся к берегу. Местные больше нас не побеспокоят.
Мы разбили лагерь у Кальпы — это оказалось красивейшее место: полуостров, уходящий в море, с великолепной естественной бухтой, — и я с огромной радостью вновь обняла Мелиссу. Она по-прежнему была с Клеанором, и я осталась очень довольна этим обстоятельством. Также снова увидела Аристонима из Метидреи — одного из самых сильных воинов в армии; едва заметив меня, он воскликнул:
— Знаешь, девочка, на этот раз летописец действительно спас наши шкуры! Без него нас всех перебили бы!
Kсен был бы счастлив это услышать, но в тот момент он отправился исследовать окрестности: оглядывал тучные, плодородные земли, источник с чистейшей водой и перешеек, соединявший большой, почти круглый полуострове материком.
Я знала, о чем он думает: это идеальное место для колонии. Расположенная на полпути между Гераклеей и Византием, она вскоре достигла бы процветания. Когда солнце стало клониться к закату, Ксен собрал отряд воинов и небольшую конную группу, так как назавтра собирался вернуться и похоронить павших.
Я услышала, как Тимасий-дарданец спросил:
— А где главнокомандующий Хирисоф?
— Сейчас, вероятно, в Хрисополе, — ответил Ксен. Как я узнала впоследствии, Хрисополь — это город на азиатском берегу пролива, расположенный напротив Византия.
— В Хрисополе? Поверить не могу, — возразил Тимасий. — Это слишком далеко.
К ним подошел Клеанор:
— Один из наших разведчиков сказал, что он находится в здешних краях.
— Здесь? Где именно? — поинтересовался Ксен.
— Вон там, — ответил Клеанор, указывая куда-то на запад. — Примерно в тридцати стадиях отсюда.
— Почему он к нам не присоединится? — снова спросил Ксен.
— Не знаю, — произнес Клеанор и ушел. Этот вопрос его не интересовал, или он просто не хотел продолжать разговор.
Ксен велел снарядить себе коня и уехал в направлении, указанном Клеанором.
Я некоторое время стояла одна посреди лагеря, а потом вдруг мной овладела столь навязчивая мысль, что поняла: нужно действовать немедленно. Мне было необходимо знать, что происходит с главнокомандующим Софосом, где он и почему не дождался нас в бухте Кальпа. Я чувствовала, что моя судьба в определенном смысле слишком тесно связана с его судьбой, с ним, который спас мне жизнь, пытался погубить нас всех, а потом все же вывел к морю.
Войдя в палатку, надела одну из туник Ксена, завернулась в плащ до самых пят, скрыла лицо под шлемом, потом вскочила на одну из лошадей, привязанных к коновязи, и отправилась по дороге, уходящей на запад. Я не умела ездить верхом, но много раз наблюдала за Ксеном, лошадь мне попалась покладистая, и я довольно быстро добралась до лагеря Софоса. Остановив первого же воина, сказала ему:
— Я помощница Ксенофонта. Мне нужно срочно с ним поговорить.
— Он в палатке Хирисофа, — ответил тот. — Вон та, темная, в дальнем конце лагеря. — Воин произнес это со странным выражением во взгляде, словно на душе у него было тяжело от мрачных мыслей. Потом добавил: — Хирисоф очень плохо себя чувствует.
Я кивнула в знак понимания, привязала коня и двинулась к палатке. По дороге заметила небольшой военный корабль, рассчитанный на двадцать гребцов, стоявший на якоре, носом к берегу, с красным флагом и странным знаком на корме: две линии соединялись вверху, а внизу расходились. Он походил на одну из букв греческого алфавита.
У палатки стоял часовой, я подошла к нему и сказала тихонько:
— Я помощница Ксенофонта. Знаю, что он внутри. Подожду его тут: у меня для него послание.
Часовой кивнул, соглашаясь.
Я услышала два знакомых голоса: они звучали отчетливо, так как мы находились далеко от остального лагеря.
Ксен спрашивал:
— Но как это могло случиться?
Софос проговорил устало:
— Не знаю. Мне уже несколько дней нездоровилось, я принимал лекарство. Это не в первый раз. Оно всегда мне помогало. А сегодня утром я почувствовал себя плохо. Очень плохо.
Представила себе его залитое потом лицо, прилипшие ко лбу волосы, тяжело вздымавшуюся грудь.