Пропавшие без вести (Кодекс бесчестия)
Шрифт:
Буров:
— С чего вы решили, что у нас деловой разговор? У нас с вами, сударь, вовсе не деловой разговор. Наши отношения с самого начала носят мировоззренческий, а не деловой характер. И вина в этом лежит только на вас. Наш спор — это спор о том, по какому пути будет развиваться российский бизнес.
Мамаев:
— Я был неправ. Я принес извинения.
Буров:
— Вы не принесли извинения. Вы попытались откупиться. По-своему вы логичны. Но это логика вчерашнего дня. Логика бандитского капитализма, который, мне думается, уходит в прошлое.
Мамаев:
— Оставьте! Законы бизнеса одинаковы во все времена!
Буров:
— Это мы сейчас
Мамаев:
— Только не надо! Не надо, господин Буров! А вы — не такой? Я покупаю ментовских генералов, а вы министров. Вот и вся разница!
Буров:
— Нет, сударь. Разница есть. Принципиальная. Вы покупаете чиновников с удовольствием и чувствуете себя хозяином жизни. А я покупаю их с отвращением.
Мамаев:
— Все это разговоры!
Буров:
— Все утренние деловые встречи я отменил. Времени у меня, как изящно выразился один молодой человек, хоть жопой ешь. Отчего не поговорить? Вы правы: я ничего не выиграю от вашей смерти. В плане материальном. Но для меня цена вопроса не определяется суммой. Нет, сударь. Детство я провел в специнтернате для детей врагов народа. И с тех времен запомнил чувство особенного удовольствия от одного занятия. Когда давишь вошь. А еще лучше почему-то гниду. Ногтем. Она щелкает. Такое же удовольствие я получу, когда узнаю о вашей смерти. Гнидой меньше. Это удовольствие стоит восьмидесяти одного миллиона долларов. Я буду считать это моим взносом в укрепление нравственности российского бизнеса.
Мамаев:
— Хватит болтать! Остановите Калмыкова и давайте говорить по делу! Я готов отдать вам все нефтяные акции. Вы получите свой восемьдесят один миллион. Но контрольный пакет «Интертраста» останется у меня.
Буров:
— Я не намерен с вами торговаться, сударь. Остановить Калмыкова можете только вы. Все документы на передачу акций давно готовы. Мои юристы проделали большую работу. Документы юридически безупречны. Вот они, лежат на столе. Вам остается лишь поставить свою подпись. Или не поставить. Решение за вами. Я не стану выбрасывать вас из бизнеса. Вы останетесь генеральным директором своей компании. Но делать будете только то, что прикажу вам я. И это мое последнее слово.
Мамаев:
— Я должен подумать.
Буров:
— У вас было время подумать. Почти три года. Хотите еще? Что ж, подумайте еще. Трех минут вам хватит? Ладно, пять. А пока вы думаете, поделюсь с вами еще одним соображением. Когда я узнал, кого вы задействовали в своей комбинации, я был, честно скажу, ошеломлен. Даже мелькнула мысль: как же этому мерзавцу не повезло. Вам, сударь, не повезло. А потом понял, что это не случайность. Нет, не случайность. Чуть раньше или чуть позже вы все равно споткнулись бы на человеческом факторе. В этом смысле наша политика самоубийственна. Все больше становится людей, которым нечего терять. В том числе и профессионалов. Мы сами создаем базу роста для криминала. Но что гораздо опаснее: для экстремизма. Если найдется человек, который сумеет организовать их вокруг себя, мало не будет. А такой человек обязательно найдется. Он всегда находится. Этому учит нас опыт
Мамаев:
— Давайте документы. И будьте вы прокляты!
Буров:
— Почему-то я не сомневался, что именно это решение вы и примите. Садитесь на мое место, читайте внимательно...
— Сейчас начнется самое интересное, — предупредил Тюрин. — Вошел Николай. Вышел из комнаты, где он сидел.
Буров:
— А вы зачем здесь? Вас никто не звал.
Николай:
— Не подписывай, Петрович. Брось ручку!
Мамаев:
— Пошел к черту! Только твоих советов мне не хватает!
Николай:
— Петрович, он же тебя опустил! Ты что, не понял? Я все слышал! Я все слышал, Петрович! Он назвал тебя быдлом! Он назвал тебя гнидой! Этот козел тебя опустил!
Буров:
— Выйдите вон, милейший!
Николай:
— Стой на месте, глиста! Стоять, пидор!
Мамаев:
— Откуда у тебя пистолет? Я же приказал его выбросить! Ты почему... Дай сюда пистолет!
Николай:
— Сиди, Петрович. Сиди, я с ним разберусь сам. Он за базар ответит. По понятиям ответит! Ты на кого, козел, потянул? Ты кого назвал быдлом? Ты на кого потянул, козел вонючий? Да ты сейчас подметки будешь ему лизать! Языком, сука!
Буров:
— Охрана!
Мамаев:
— Брось пушку! Брось, идиот!
Буров:
— Охрана!
Николай:
— Будет тебе охрана!
Мамаев:
— Что ты делаешь?!
Буров:
— Охра...
В динамике диктофона раздались резкие удары, как орехи кололи.
Пять.
Мамаев:
— Что ты наделал?! Что ты... Не стреляй в меня! Не стреляй! Не стреляй в меня!
Николай:
— Да ты что, Петрович?! Ты что?!
Мамаев:
— Не стреляй!
Николай:
— Да я...
Короткая автоматная очередь.
Тюрин выключил диктофон.
— По Николаю полоснул охранник из «штейера». Грамотно, по ногам. Забрала «скорая». Мамаев цел, увезли на Петровку, дает показания. Буров — пять пуль в живот. Насмерть.
— Доигрался, игрок! — бросил Артист. — Нашел с кем устраивать мировоззренческий спор!
— Как Николай пронес в банк пистолет? — поинтересовался Боцман.
— У него «Глок» с полимерной рамкой, — объяснил Тюрин. — Металлодетекторы реагируют на него, как на связку ключей. А может, прошли вообще без контроля. Референт провел их со служебного хода.
— Не понимаю, — сказал Муха. — Николай в самом деле хотел выстрелить в Мамаева?
Тюрин не ответил.
— Когда все это произошло? — спросил я.
— Стрельба — в восемь ноль пять.
Я посмотрел на часы. Без пяти три. Приказ «Приступайте» Буров сбросил на пейджер Калмыкова без пяти восемь. Приказа об отмене не будет.
Жить Мамаеву осталось семнадцать часов.
III
Когда Николай направил ствол «Глока» в живот Бурова, Мамаев оцепенел от ужаса. Каждый выстрел отдавался взрывом боли в мозгу. Держа пистолет маленькими, как у подростка, руками, по-волчьи ощерившись, Николай нажимал и нажимал на курок и казалось, что этому не будет конца. Гильзы выскакивали и бесшумно падали на ковер. С каждым выстрелом длинное худое тело Бурова складывалось, как плотницкий метр, он уменьшался в росте, пока не стал похож на распластанную на полу цаплю с надломленными ногами и крыльями.