Пропавшие среди живых
Шрифт:
Слушая Елистратова, Корнилов прикинул, сколько же лет прошло с тех пор. Выходило — четырнадцать.
— Человек он был энергичный, изменчивый только очень. Быстро загорался и остывал быстро. И ни в чем не преуспел.
— Не хулиганистый?
— Нет. Он не был ни заводилой у ребят, ни озорником. Скорее слишком чувствительным… Мог от обиды заплакать. В девятом классе он круто изменился. Стал замкнутым, дерзким. Учителя ломали голову, но я-то знал, в чем дело, — отец ушел из дому. Избил жену и Женю.
—
Старик отрицательно покачал головой.
— У него были друзья?
— Раньше я мало их видел. А года три назад от них спасу не стало. Чуть ли не каждый день пьянки. Девицы…
— Что за девицы?
— Мне кажется, не очень скромные… Это все началось после смерти матери. — Старик задумался вдруг и поглядел отсутствующим взглядом в окно.
— Да, я забыл вам сказать, что на Женю очень плохо повлияло возвращение отца.
— Возвращение отца?
— Ну да! Отец всегда был несправедлив к нему. А потом это побоище… И уход из семьи. Лет семь о нем не было слышно. Он даже не помогал Анне Дмитриевне и Жене. И вдруг появился. Женя уже вернулся из армии, работал шофером на «Электросиле».
— Что же плохого в том, что вернулся отец? — удивился Корнилов.
— Ну как же вы не понимаете! — досадливо сказал старик. — Отец же бил его, унижал, потом семь лет где-то шлялся, ни разу не вспомнив… Женя стал уже мужчиной, молодым человеком. И вдруг приходит чужой человек. Даже не чужой… Хуже. А мать не сочла нужным посоветоваться с сыном. — Старик разволновался и стал задыхаться. Немножко успокоившись, он сказал: — Женя стал жить на кухне. Спал на раскладушке.
— Петр Иванович, а какие отношения были у отца с матерью?
Старик помялся. Чувствовалось, что ему не хочется об этом говорить.
— Здесь я могу только перенестись на зыбкую почву догадок… Вам же нужна правда, а не правдоподобие.
— И с тех пор Хилков стал пить?
— Да. Я видел его несколько раз нетрезвым. Но главное — он очень редко появлялся в доме. Я перестал его встречать.
— Вы сказали, мать умерла. А отец?
— Через полгода…
— Последнее время Хилков тоже много пил?
— Нет. Кажется, поменьше. Я его несколько раз встречал с одной и той же девушкой. По-моему, он свал чуть серьезней. И даже не прятался от меня, когда шел с этой девушкой. Кажется, ее зовут Галей.
Корнилов показал Елистратову фотокарточку Лавровой.
— Она, — кивнул старик. — Красивая девчонка. — И, вздохнув, добавил: — Душевно жаль парня. А я так мало сделал, чтобы ему помочь…
— А приятели по-прежнему ходили?
— Реже.
Корнилов показал несколько фотографий. Старик признал одного Кошмарика.
— Все чаще на лестнице сталкиваешься, — оправдываясь, пробормотал он. — А у нас она темная. Вы и сами видели.
— Хилков был участником группы
— Нажива, стяжательство… — глухо сказал старик.
— Вам, Петр Иванович, не бросилось в глаза что-то необычное в поведении Хилкова в последние дни?
Елистратов задумался. Потом пожал плечами.
— Нет. Как будто нет.
Корнилов встал.
— Извините за беспокойство, Петр Иванович. Я вас от дела отвлек…
— Рад служить, — ответил старик сухо. И спросил: — Скажите, если не секрет, вы вот про выстрелы расспрашивали. Значит, Женю из пистолета?
Корнилов кивнул.
— Да-а… Попробуй найди теперь. Если уж ищейка не взяла…
— Ничего, попытаемся найти, — ответил Игорь Васильевич.
— Ну конечно, — согласился Елистратов. — Криминалисты есть очень опытные… Да и раньше были. Вот Цезарю убийцы нанесли двадцать три колотые раны. А древнеримский врач Антистий, обследовав труп, дал заключение, что лишь одна рана — на груди — была смертельной. Ну да вы и сами, наверное, это читали?
— Интересно, — сказал Корнилов. — Я не читал.
Выходя из комнаты, Корнилов бросил прощальный взгляд на книжные шкафы.
— А вы над чем работаете?
— Заканчиваю книгу «Причины падения Римской империи». — Он вздохнул: — Очень мало времени, а столько хочется сказать.
Уже в дверях старик вдруг спохватился:
— Вы спрашивали про необычное… Вот я сейчас вспомнил: месяца три назад я видел Женю в театре. В БДТ. Давали «Лису и виноград». Это было необычно для него.
— Он был со своей девушкой?
— Нет. Собственно, я не знаю, с кем он был. В фойе разговаривал с большим бородатым мужчиной.
— Мужчина был молодой?
— Очень пожилой. Почти старик.
— Вы бы смогли его узнать?
Елистратов подумал.
— Да, конечно. У него запоминающееся лицо.
Подождав, пока захлопнулась дверь и стихли шаги Елистратова, Корнилов позвонил в сто семнадцатую квартиру. Дверь внезапно и быстро растворилась. На пороге стоял мужчина. Лицо его было напряженным. Правую руку он держал в кармане. Игорь Васильевич хорошо знал этого инспектора. Даже помнил имя — Васечкин Николай Афанасьевич. Увидев Корнилова, мужчина виновато улыбнулся, выдернул руку из кармана.
— Извините, товарищ подполковник… Нам сказали, что если свои, то позвонят предварительно по телефону. А вы без звонка. Мы уж подумали, кто-нибудь из этой бражки.
Корнилов вошел в темную прихожую. Тут же стоял второй сотрудник. Его Игорь Васильевич не знал.
— Свет тут у вас зажигается? — спросил Корнилов. Васечкин щелкнул выключателем. — Никто не приходил, не звонил? — Корнилов прошел на кухню, заглянул в ванную.
— Нет. Мы здесь словно на необитаемом острове. Ни звонков, ни гостей…