Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома
Шрифт:
И я замер.
Глава 9
Что произойдет с вами, если в один прекрасный день вы узнаете, что вся ваша жизнь — ложь, фальшь и сплошной обман. Что ее, по сути, не было. Что она придумана каким-то параноиком, а может быть, это просто бессмысленная флуктуация пронизывающей все вокруг энергии… Все близкие вам люди исчезают, а на их место приходят похожие, но только вас они не узнают.
Вы упали в кроличью нору без малейшей возможности выбраться. Теперь вы вряд ли сможете продолжать заниматься своими
С такими мыслями я лежал на холодном бетонном полу, прижавшись к нему разодранной щекой.
Я четко слышал шаги прямо возле слухового окошка, попискивание рации, шум мотора автомобиля за углом школы и думал, что стоит мне шевельнутся, кашлянуть, вздохнуть и все кончится в ту же секунду.
Но я не издал ни звука.
Минут пять полицейские (или ребята из опергруппы «Чайка») ходили по внутреннему двору школы, затем в шипящей рации раздался голос:
— Ну что, нашли что?
— Похоже, школьники баловались, уже убежали. Тут никого нет.
— Окна проверил?
— Все закрыто. Сигнализация не сработала. Думаю, чисто.
— На всякий случай покрутитесь по району полчасика, понаблюдайте. Отбой.
— Отбой.
Через пару минут послышался шорох шин и патруль уехал.
Я лежал ни жив ни мертв, раздумывая, кто бы мог быть тем человеком, что затащил меня сюда. А еще придумал ребус с прогнозом погоды, поставил автоответчик. Акции местных полицейских (по крайней мере молодых) резко поползли вверх. А может быть (втайне я надеялся на такой исход) этим человеком окажется Света. Но так бывает только в фильмах категории Б.
И все же Света меня узнала. Этот вопрос больше всего занимал мою голову.
— Вставай, — услышал я позади себя шепот, с трудом приподнялся на локте. Все тело после удара о бетон болело, а когда я начал вставать, подумал, что где-то что-то сломал — сильная боль мгновенной искрой пронзила мозг и мне пришлось даже прикрыть ладонью рот, чтобы заглушить стон.
— Прости, мужик, времени не было маты подстелить. Иначе бы они тебя забрали. А там, уж поверь, было бы куда хуже.
Вспыхнул очень слабый фонарик, но и его было достаточно, чтобы я замер. Остолбенел в буквальном смысле слова.
Мужик качнул головой.
— А ты кого думал увидеть? Клаудию Шиффер? А-а… — он улыбнулся, — Светку что ли? Не боись, увидишь еще… если захочешь, конечно. В чем я сильно сомневаюсь.
Это был фотограф из Дома быта. Только теперь он не казался озабоченным кретином, напротив — передо мной стоял сосредоточенный парень, напоминающий, скорее, ученого-физика из какой-нибудь экспериментальной лаборатории нежели потного размазню с оторванной пуговицей, каким я его запомнил. Хотя с физиогномикой у меня всегда были нелады.
— Ну и дела, — только и смог сказать я.
— Угу… — пробормотал он. — Давай немного перебазируемся. Нас здесь не видно, но у них есть детекторы движения, которые улавливают даже кошек, поэтому чем толще стены, тем лучше.
— Они меня этими детекторами засекли?
— Да, скорее всего. Может быть, кто-то из окна тебя увидел и сдал. Люди напуганы. Повсюду видят врагов.
Он взял меня под локоть.
Мы прошли вперед вдоль стены метров десять, потом свернули налево, вглубь подвала, снова прошли, опять свернули. Тьма сгущалась, становилось все тише и в конце концов даже мой острый слух перестал улавливать какие бы то ни было звуки с улицы. Один раз я побывал в тихой комнате в психушке — комнате, обитой специальным материалом, поглощающим звуки. Здесь, несмотря на кирпичные стены ощущение было похожим.
Я несколько раз бывал в этом подвале — сорок лет назад и мне показалось, что с тех пор здесь ничего не изменилось. Совсем ничего. Старая школа довоенной постройки таила в себе множество загадок — так мне тогда казалось. Хотя… по большому счету, как я понял позже, основными загадками были прогнившие системы коммуникаций, доставлявшие директору огромные хлопоты.
Повсюду валялись старые разломанные парты, стулья и школьные доски, на которых до сих пор отчетливо виднелись слова и буквы, кое-где — примеры и задачи. На одной из досок я даже смог прочитать дату: «17 сентября 1990 года. Диктант».
— Ты… видел?
— Доску?
— Ага.
— Тут такого добра навалом. Еще и не такое увидишь. А именно эта… да, мы тогда еще учились. Возможно даже, это написала наша классная.
— Ирина Федоровна?
— У нас была Анастасия Леонидовна.
— А… ну да.
Мне показалось, что Кеша улыбнулся.
За партой в глубине глухого помещения я увидел свалку глобусов. Они лежали вперемешку — как шарики. Какие-то были раскурочены, другие пробиты, третьи — целые, но будто бы обожженные.
— СССР закончился и пришлось менять все глобусы, — пояснил фотограф.
— Значит, у вас тоже был СССР, — сказал я со вздохом.
— Я рад, что он и у вас был, раз спрашиваешь, — ответил Иннокентий, отодвигая носком кроссовка лежащую на проходе коробку.
— Ну и добра здесь… неужели никто не пытается его…
— Спереть? Нет. Двери в подвал давно забетонированы снаружи для безопасности. В начале девяностых сюда залез старшеклассник. И пропал.
— Как это… пропал?
— На самом деле, я не верю, что он пропал тут, но где-то здесь, — Кеша обвел широким жестом темное пространство перед собой, — нашли его модную джинсовую куртку, она была порвана. Собаки след не взяли, поэтому поиски здесь быстро свернули, но от греха подальше руководство забетонировало все входы и выходы. — Он посмотрела на меня как-то странно. — Ты разве этого не помнишь? Весь город гудел.
— У нас такого не было… — ответил я медленно и вдруг какая-то яркая вспышка резанула по глазам — да так больно, что я чуть не повалился на пыльную, заросшую паутиной стену.
— Эй… ты чего?
Я оперся о стену рукой, отдышался.
— Не… не беспокойся, все нормально. У меня бывает. Какие-то вспышки… потом голова болит сильно. Похоже на приступы мигрени.
— У меня тоже мигрень постоянная, — обеспокоенно сказал Кеша. — Если что, скажи, я таблетки всегда беру.
— И пивом запиваешь, — ухмыльнулся я сквозь пульсирующую боль.