Пропавшие. В погоне за тенью
Шрифт:
– И вот, когда они зашли и стали спрашивать… я увидел ее там… – Часовщик повернулся и указал на правый угол огромного пыльного окна. – Время как будто остановилось. Комитетчики не могли ее видеть, но, разумеется, сыщики и физиономисты они хорошие, плохих тогда туда не брали. Не успел я сказать «да», как один из них выскочил на крыльцо. Его не было минут пять. Потом он вернулся один. Тихо переговорил с остальными и ушел. А мне, тем временем, пришлось выложить на стол те самые часы. В журнале была ее фамилия и номер телефона, но я их, разумеется, не помню. Но память моя,
Он повернул свое обветренное лицо к Свете, чуть приспустил пенсне и сказал совсем тихо:
– Ведь это были вы там в окне.
Оглушительная тишина, наступившая сразу после сказанных им слов, могла бы, вероятно, возникнуть где-нибудь на окраине вселенной, куда не долетает даже свет, испущенный в момент Большого взрыва… но мы были почти в центре города, рядом с оживленной улицей и…
Я повернулся к Свете. На моем лице застыло какое-то дурацкое выражение и это было даже не «что, черт возьми, тут происходит?», а, скорее – «разбудите меня прямо сейчас, я опаздываю на работу, хватит, прекратите немедленно!»
Пауза затягивалась. Я не знал, что делать и, похоже, не только я.
– Что ж… – сказала Света, когда пауза стала просто невыносимой. – Вы тогда спасли мне жизнь. И, возможно, не только жизнь.
Старик едва заметно усмехнулся. Впрочем, может мне показалось.
– В наши времена не задумывались, помогать или нет. Впрочем, я ничего не особенного не сделал и, честно, говоря, был удивлен, что они… не успели вас догнать.
– Иногда мгновение может спасти вечность. Вашего кивка было достаточно.
– Но я не кивал.
– Вы моргнули. Поверьте, в тех обстоятельствах мне хватило с лихвой.
Я слушал их негромкий разговор словно завороженный. Судя по всему, мое падение в кроличью нору продолжалось. Причем, скорость этого падения все время нарастала.
– Те часы… они еще у вас? Я бы хотела…
– Изъяли, все изъяли, – вздохнул часовщик. – Перевернули мастерскую вверх дном. Дома тоже был обыск. Но… – он вдруг хитро подмигнул, – кое-что я все же утаил. Это было не так сложно, хоть и очень опасно.
Он нырнул куда-то под столешницу, я дернулся – мне вдруг всюду начали мерещиться те трое спецслужбистов, но Света слегка подняла руку, и я остановился.
Старик копошился под прилавком минуты две, которые вновь растянулись в целую вечность. Оттуда доносились странные звуки отдираемой клейкой ленты, кряхтенье, покашливание. Наконец, он появился – с красным лицом и вздувшейся веной на лбу.
– Вот. Держите. – На деревянную столешницу лег маленький прозрачный пакетик.
Я присмотрелся, и мне показалось, что внутри пакетика застыла маленькая, почти неразличимая капля крови. Старик сместился чуть в сторону и из огромного окна на пакетик упал луч солнца и в то же мгновение капля крови вспыхнула ослепительно ярким красно-бардовым свечением. У меня возникло ощущение, что там, внутри что-то взорвалось – настолько завораживающим было это зрелище.
– Вы ведь это ищите? – спросил он, наблюдая за нашей реакцией.
Я признаться, вообще ничего не искал, но был потрясен. Света же смотрела на яркий пылающий огонь с какой-то отрешенностью.
Я понятия не имел, каким образом и как она оказалась 22 мая 1981 года возле двери мастерской и что вообще она тут делала, но… я еще раз посмотрел на ее красивое лицо, следовало признать, сохранилась она сногсшибательно.
– Да. Это. – Света взяла пакетик, в котором я успел разглядеть маленький камешек, вероятно рубин.
– Что же… случилось тогда… вы не окончили рассказ, – напомнил я старику каким-то не своим голосом.
Он посмотрел на меня непонимающим взглядом.
– А… вы про это…
Как будто это было чем-то несущественным, это, про что знает каждый житель города, страны и, возможно, мира.
– Взрыв… думаю, ваша спутница вам расскажет, она наверняка знает о тех событиях лучше меня. Я же… обычный часовщик. Мое дело, сделать так, чтобы стрелки тикали.
Я посмотрел на Свету, лицо ее было непроницаемым. Потом перевел взгляд на стену мастерской, где замерли десятки циферблатов.
– Так сделайте, наконец! – вырвалось у меня.
Света открыла дверь, вышла наружу, я поспешил за ней.
Мы одновременно натянули маски и оказались на неуютной улице, и я понятия не имел, куда теперь идти и что делать. Одно было ясно, пока мы здесь, пока я здесь – мне угрожает опасность. Каждый час и каждую минуту пребывания здесь может окончиться для меня весьма плачевно.
Справа показался красный трамвай. Света коротким жестом указала на него.
– Пошли.
Я шел в каком-то тумане, ничего не соображая, вскочил в открывшиеся двери, окинул взглядом салон – он был пуст, как тот трамвай, который я видел раньше. Мы сели на задние места, двери закрылись и трамвай покатился вперед.
В окнах я наблюдал знакомые виды, но все это было каким-то чужим, неестественным, опасным.
– Как ты сюда попала? Там, у часовщика, который жаловался на стоящие часы, была ты. Никто не мог знать этого.
– Ты прав… это я… – сказала Света, глядя в окно. – После того, как тебя отправили… кое-что случилось. Ребята, которым Антон задолжал спасение от ЦИБ, пошли на штурм. Через час стало ясно, что они никого не выпустят. Даже рядовые охранники, которые пытались выйти за периметр, были схвачены. По нашим сведением, их допрашивали с пристрастием, а потом… Тогда мы… то есть Диана приняла решение… она отправила меня на подмогу тебе. Она сказала, что ты один не справишься и тогда ее сына точно никто и никогда не вернет. Она должна была пойти за мной. Твой друг… забыла…
– Петр, Петр Чайковский…
– Да… он обеспечивал отход, но… видимо штурмовики начали отрубать электричество. Уже во время моего перехода два раза выключался свет и срабатывали резервные мощности. Петр сказал, что если подача энергии прервется во время перехода, то результат непредсказуем.
– Ты хочешь сказать, что Диана здесь так и не появилась?
– Да.
– А Петр?
Трамвай миновал старый мост через речку, съехал в пышную рощу, замер и открыл двери.
– Идем! – резко сказала Света.