Пропавший без вести
Шрифт:
Джо и Бинкс с задумчивым видом подсчитывают, сколько времени прошло с момента исчезновения Джейкоба, ведь сейчас уже утро вторника. Джо встает, похрустывая коленями, и кладет руку на перила.
– И что полиция?
Я пожимаю плечами.
– Говорят, большинство пропавших в итоге возвращаются сами.
– Они наведут справки, – добавляет Ник. – Последний раз вы тоже видели Джейкоба в воскресенье вечером, так?
– В воскресенье? – переспрашивает Бинкс, глянув на супруга. – Когда вы устроили барбекю на пляже? Помню-помню, мы еще подумали, как здорово, что Айла
Вот оно. Годовщина. В беседе с полицейскими мы с Ником умолчали о ней, ведь наверняка это просто совпадение.
Тот день не забыть, ведь случившееся потрясло всех старожилов отмели.
– Позднее мы Джейкоба не видели, – подтверждает Джо. – Но он вернется, я не сомневаюсь.
– Мы можем вам чем-то помочь? – спрашивает Бинкс.
– Спасибо, полиция уже взялась за дело, – отвечаю я спокойно, хотя у самой жутко трясутся спрятанные в карманы руки – хорошо, что этого никто не видит.
Отмель заканчивается лесистым мысом. Мы идем по извилистой тропинке, скорее даже по лесенке, по ступеням в земле, на которую падает тень от стройных деревьев, папоротников и зарослей ежевики. Я считаю ступени. Цифры всегда меня успокаивают. Когда голову наполняют беспокойные мысли, я начинаю считать: плитки в ванной, кирпичи в стене, цветочки на узорчатой юбке.
Девяносто восемь.
К вершине начинают побаливать мышцы. Открывается чудесный вид на молчаливую бухту под свинцовым небом, лишь на горизонте еще мелькают солнечные лучи. Влажный воздух давит на грудь, нависая тяжелой пеленой; становится тихо. Ветер не колышет сиреневые стебли вереска. Утесники и папоротники источают густой аромат. Отсюда домики на пляже кажутся игрушечными. Может, в одном из них – или где-то в лесу – скрывается Джейкоб?
Я возлагала огромные надежды на это лето: представляла, как по вечерам мы всей семьей будем играть в карты при свечах или радостно смеяться за барбекю. Кожа Ника станет загорелой, из его глаз наконец-то исчезнет страдальческое выражение. Я верила, что пляжный дом решит все наши проблемы. Трудно было объяснить любопытным мамам однокурсников Джейкоба, почему мы хотим провести лето в доме на отмели, где все зависит от непостоянной британской погоды. С одной стороны, я чувствую себя невероятно свободной, когда снимаю обувь и зарываюсь пальцами ног в песок, с другой же – я ненавижу готовить на двухконфорочной плите и вытряхивать песчинки из кровати. Однако мы возвращаемся сюда каждое лето, потому что домик помогает сплотить нашу семью. В тесном пространстве негде спрятаться, Джейкоб не уходит к себе в комнату, где его вниманием обычно сразу завладевает телевизор. На какое-то время мы выпадаем из суматохи обычной жизни и отдаемся на волю погоды и прилива.
Первые выходные на пляже прошли замечательно. Джейкоб был в отличном настроении – наверное, потому что в ближайшие два месяца мог не думать об учебе. Я много плавала и с радостью обнаружила, что нахожусь не в такой уж плохой форме. Я собиралась выйти на берег, когда увидела, что мне навстречу бежит Джейкоб в плавательных шортах.
– Мама зашла в воду, ну надо же! – радостно засмеялся он. Солнце освещало его лицо. – Поплаваем?
Я уже замерзла, но Джейкоб нечасто выражал желание побыть вместе, и я согласилась.
Он с разбегу прыгнул в воду, а я нырнула на дно и неуклюже изобразила стойку на руках, покачивая ногами в воздухе.
Джейкоба рассмешила моя неудачная попытка. Я улыбнулась, сжав зубы, а потом прыснула водой ему в лицо – я любила так подшучивать над сыном, когда он был маленьким. Он тоже стал плескать в мою сторону, а потом бросился вперед и повалил меня, утягивая под воду.
Прыжок оказался неожиданно сильным и мощным. В нос и рот залилась соленая вода. Я стала вырываться.
Джейкоб удерживал меня всего несколько секунд; наконец, выплыв на поверхность, я стала жадно вдыхать воздух. Волосы прилипли к лицу.
Он отпрянул и перестал смеяться.
– Мам, ты как? Прости, я не хотел…
Я бы ответила: «Ничего страшного», но никак не могла отдышаться.
Мы стояли на мелководье, глядя друг на друга, и Джейкоб вдруг молча пошел к берегу.
– Джейкоб! – крикнула я ему вслед. – Не уходи! Все в порядке…
Он, не оборачиваясь, побежал в дом.
Пока я дошла, Джейкоба уже и след простыл: остались только мокрые следы на полу и полотенце на террасе.
– Думаешь, надо было рассказать про годовщину? – спрашивает Ник.
– По-моему, вряд ли это имеет значение. – Мой ответ звучит насквозь фальшиво.
– По Джейкобу, может, и не видно, но он все еще переживает, – говорит Ник.
Я вдруг вспоминаю, как Джейкоб и Марли сидели на пристани, свесив грязные ноги, и мерились пойманными крабами. «В этом двадцать три сантиметра. Смотри, какие клешни. Запросто перевернет лодку».
– Он винит себя. – Что-что? В жилах у меня застывает кровь. – Он наверняка о нем часто думает. Марли был частью его жизни. Много ты знаешь подростков, которые смотрят в бинокль на птиц? А для Джейкоба это единственное, что осталось от Марли.
– Ему было всего десять, – едва слышно возражаю я.
– Знаю. И все же не удивлюсь, если Джейкоб чувствует себя виноватым, ведь он спасся, а Марли нет. У переживших трагедию случается расстройство… как оно там по-научному называется?
– Синдром выжившего. – Я читала: симптомы включают тревожность, депрессию и чувство вины из-за того, что человек остался жив после некого страшного события, тогда как другие погибли. – Только я не замечала у Джейкоба никакой депрессивности или повышенного беспокойства.
– Как знать, Джейкоб ведь особо с нами не делится.
– Мы бы поняли.
– Он в последнее время не говорил с тобой о Марли? – Во рту пересыхает. Я качаю головой. – При мне Джейкоб давно его не упоминал. С другой стороны, я и сам не говорю про Марли, а стоило бы. Может, нам обоим надо больше о нем говорить, иначе будет казаться, будто мы что-то скрываем. Да, случилась ужасная трагедия, однако мы в силах сохранить память о Марли. – Я с трудом заставляю себя кивнуть.
– Надо позвонить Айле.