Проповедник
Шрифт:
— Они рассказали Якобу, что исследовали останки Йоханнеса и обнаружили, что он не повесился, его убили.
Ручка, которую Габриэль крутил в пальцах, упала на стол. Он посмотрел на нее как на сумасшедшую. Лаине продолжала:
— Да, я знаю, это звучит неправдоподобно, но они абсолютно уверены, что Йоханнеса кто-то убил.
— А они знают — кто? — только и смог произнести Габриэль.
— Ясное дело, что нет, — криво усмехнулась Лаине. — Они только что узнали, а учитывая, сколько лет прошло…
Она развела руками.
— Да, должен сказать, вот это новость. Но расскажи мне еще про Якоба. Они извинились перед ним? — неприязненно подумав о недавних событиях, спросил
— Как я уже сказала, его больше ни в чем не подозревают. Они смогли доказать то, что мы и без того знали, — опять усмехнулась Лаине.
— Да, едва ли здесь могли быть какие-нибудь сомнения. Это лишь вопрос времени. Но как?..
— Благодаря анализу крови, который они взяли у нас вчера. Они сравнили его кровь с тем, что оставил преступник на теле, и совпадений не нашли.
— Ведь я им об этом говорил, я им сразу сказал об этом, — сказал Габриэль с торжеством, чувствуя явное облегчение. — Но давай принесем шампанское, Лаине, и отпразднуем. Я не понимаю, почему ты сидишь такая мрачная.
Она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза.
— Потому что они провели анализ и твоей крови тоже.
— Но я думаю, она вряд ли совпала, — сказал Габриэль и засмеялся.
— Нет, с убийцей нет, но… с кровью Якоба тоже нет.
— Это как? Что ты хочешь сказать? Как так не совпала? Каким образом?
— Они узнали, что ты не отец Якоба.
Такая тишина бывает только после взрыва. Габриэль случайно посмотрел на свое отражение в зеркале и больше смотреть не захотел. Он увидел там какую-то совершенно незнакомую физиономию с раскрытым ртом, выпученными глазами, которые пялились на него из зеркала, не отводя взгляда. Лаине выглядела так, словно все скорби мира свалились с ее плеч, и в ее лице появилась какая-то просветленность. Он подумал, что это от облегчения. Его тут же поразила мысль о том, насколько тяжело, должно быть, столько лет хранить в себе такую тайну. Но потом его охватила злоба.
— Что за дерьмо ты несешь? — крикнул он.
Лаине вздрогнула.
— Они правы, не ты отец Якоба.
— Ну и что за мразь тогда отличилась?
Тишина. Правда медленно доходила до сознания Габриэля. Он откинулся на спинку стула и прошептал:
— Йоханнес.
Лаине не пришлось ничего объяснять. Габриэль проклинал свою собственную тупость, для него внезапно все стало ясно как божий день. Как он только раньше этого не видел: переглядывания украдкой, ощущение, что кто-то побывал в доме в его отсутствие, почти портретное сходство Якоба и брата.
— Но почему?..
— Ты имеешь в виду, почему я сошлась с Йоханнесом? — спросила Лаине холодным, металлическим голосом. — Потому что он был всем тем, кем ты не был. Я всегда стояла у тебя на втором плане, как что-то второстепенное. Жена, которую ты выбрал из практических соображений, жена, которая должна знать свое место и следить за тем, чтобы твоя жизнь шла без сучка без задоринки. Все должно быть организовано, логично, рационально — и безжизненно.
Ее голос стал мягче.
— Йоханнеса никогда и никто не мог заставить делать то, чего он не хотел. Он ненавидел, когда сам этого хотел, он любил, кого хотел, и жил, как хотел. Сойтись с Йоханнесом — то же самое, что столкнуться со стихией. И он действительно меня видел, замечал меня, а не просто проходил мимо, направляясь на следующую деловую встречу. В каждое свидание с ним я словно умирала и рождалась заново.
Габриэль содрогнулся, услышав такую страсть в голосе Лаине. Потом она продолжала более трезвым голосом:
— Мне искренне жаль, что я обманывала тебя все эти годы, но я делала это в первую очередь ради сына и от
Она импульсивно потянулась вперед и накрыла ладонью руку Габриэля. Он удержался от желания выдернуть руку, она безжизненно лежала на столе.
— Ты упустил столько возможностей, Габриэль: у вас с Йоханнесом гораздо больше общего, чем ты думаешь. Но ты никогда не позволял этому проявляться. Мы бы с тобой могли так хорошо жить вместе, и я бы любила тебя. В конечном итоге, несмотря ни на что, так это и вышло, но я знаю тебя достаточно хорошо для того, чтобы понимать, что ты больше никогда не позволишь мне любить себя.
Габриэль ничего не ответил — он знал, что Лаине права. Всю свою жизнь он старался выбраться из тени своего брата, и Лаине ударила его по самому больному месту. Он вспомнил ночи, которые они с Лаине проводили в больнице у кровати сына: тогда ему хотелось остаться с ним одному, чтобы возле себя Якоб видел только его и чтобы сын понял, насколько ненужными и посторонними, включая Лаине, были все остальные. Габриэль жаждал стать единственным, в ком Якоб нуждался. Их двое против всех остальных. Его самого страшила пугающая ясность этой мысли, а на самом деле он стал Черным Петером. [28] Это Йоханнес обладал правом сидеть возле Якоба, держать его руку и повторять ему, что все будет хорошо и все образуется, и Эфроим, спасший Якобу жизнь. Эфроим и Йоханнес — вечная парочка, в которой Габриэлю никогда не находилось места. А теперь с этим уже ничего поделать нельзя.
28
Черный Петер — персонаж сказки Гауфа «Холодное сердце», лишенный сердца сам, покупал за золото сердца других людей.
— А Линда? — Он знал ответ, но все равно спросил, хотя бы просто для того, чтобы уколоть Лаине.
Она лишь усмехнулась.
— Линда — твоя дочь. В этом нет никаких сомнений. Йоханнес — единственный мужчина, который у меня был за все годы, пока мы с тобой женаты, и сейчас мне за это придется расплачиваться. Я это помню, принимая во внимание обстоятельства.
Габриэля больше занимал другой вопрос.
— Якоб знает?
— Якоб знает.
Она поднялась, грустно посмотрела на Габриэля и тихо сказала:
— Я сегодня же соберу вещи, к вечеру меня здесь не будет.
Габриэль не стал спрашивать, куда она поедет, это не играло никакой роли. Теперь ничто не играло никакой роли.
Полицейские провели обыск аккуратно, не оставив явных следов вторжения. И она, и дети едва могли заметить, что в доме побывали чужие люди. И в то же время что-то изменилось — что-то неуловимое, нематериальное, но все же это витало там. Чувство, что дом больше никогда не будет таким, как раньше, — самым надежным и безопасным местом на свете. Они знали, что здесь везде ходили чужие люди, все трогали и переворачивали чужие руки. И они искали здесь что-то плохое, в их доме! Первый раз в своей жизни она смогла понять, как живется людям при диктатурах в полицейских государствах, о которых она знала из телевизионных новостей. Хотя, конечно, шведские полицейские проявили значительно больше уважения. Марита покачала головой и пожалела людей, которые постоянно жили под угрозой вторжения в их дома, потому что прежде никогда по-настоящему не могла понять, каким запачканным чувствуешь себя после этого и как может страшить неизвестность, потому что не знаешь, что будет потом.