Пропуск в ад
Шрифт:
А в записной книжке майора удалось обнаружить две краткие записи относительно данного дела:
24.04.06. Убийство Жданкиной — типично бабский стиль. Или стиль пассивного педика. Короче — обоих угрохала вторая любовница (или любовник) Окуня. Установить личность, хотя бы приблизительно.
25.04.06. Эврика! «Альфа-К»!!! Открывается в девять часов. Проверить руководство. Аккуратно расспросить А.
— Слушай, а ведь он впрямь напал на след, — сказал Сибирцев. — Неизвестно КАК, но напал. Однозначно!
— Нам бы еще ту самую ниточку зацепить, — проворчал я.
— А
— «Альфа», говоришь. — Я быстро прокрутил в памяти названия злачных заведений города. — Да, есть такой. Расположен на Ленинградском шоссе, если не ошибаюсь. Правда, на вывеске у них значится «Альфа-К…». И открывается он в 21.00. А тут написано в 9 часов.
— Дим, ну не придирайся ты к мелочам, — с укоризной вздохнул Сибирцев. — Подумаешь, три точки мужик забыл поставить! А 21.00 — это и есть 9! Девять часов вечера! Ты лучше осмысли главное — знаешь, кому принадлежит клуб?
Я наморщил лоб, пытаясь припомнить:
— Какому-то армянину?
— Армянин в прошлом, — покачал головой Костя. — В январе клуб сменил хозяина. Отныне им владеет некий господин Лисянский, «честный предприниматель», в недавнем прошлом широко известный криминальный авторитет Могила.
— Батюшки святы! — ахнул я. — Неужто тот самый урод?!
— Ага, он, — утвердительно кивнул Сибирцев.
— Ну-у-у, тогда да… Тогда конечно, — протянул я, — сомневаться больше не приходится…
Криминальный авторитет Могила был хорошо известен своей патологической жестокостью, неразборчивостью в средствах и какой-то невероятной непотопляемостью. За все время его преступной карьеры Лисянского ни разу не привлекли к уголовной ответственности. Хотя, по самым скромным подсчетам, за ним числилось не менее трех десятков трупов. (Большей частью зверски изуродованных.) В Н-ске едва ли не в открытую говорили, что Могила промышляет вымогательством, похищением людей с целью выкупа, шантажом, работорговлей и даже заказными убийствами. Тем не менее жил себе злодей да в ус не дул! Справедливости ради следует отметить — на Лисянского заводили пять или шесть уголовных дел, однако до суда ни одно не дошло. Либо свидетели бесследно исчезнут (в лучшем случае откажутся от прежних показаний), либо вещдоки мистическим образом дематериализуются, либо состав преступления рассосется сам собой и т. д. и т. п. То ли этому мерзавцу сам черт помогал, то ли Могила имел бо-ольшую волосатую лапу в «органах», то ли он был подлинным мастером по даче взяток. А скорее — и то, и другое, и третье, вместе взятые. В 2000-м, как и большинство подобных типов, Лисянский легализовался, стал «хозяйствующим субъектом». Но привычек молодости, надо думать, не оставил…
Да-а-а! Такой субъект как нельзя лучше подходит на роль профессора Мариарти 21-го столетия!..
— Сегодня же навестим голубчика и конкретно возьмем за задницу, — заявил я. — Другие предложения есть?
— Никак нет! — шутовски отчеканил Костя. — Голосую «за» обеими руками. Но до вечера у нас уйма времени. Чем займемся?
— Вдова Малышева, — напомнил я. — Шеф велел с ней пообщаться. Жалко, конечно, беспокоить несчастную, убитую горем женщину, но… приказ есть приказ. Будь он неладен!..
Покойный майор Малышев проживал при жизни в южной части города, на улице Пацаева, в белой кирпичной пятиэтажке. В квадратном, покрытом молодой травкой дворе играли в мяч ребятишки, судачили на лавочках старушки и мирно ворковали голуби. Правда, сию идиллию изрядно портили две опухшие растрепанные бабы (лет тридцати-пятидесяти), распивавшие в детской песочнице бутылку водки и закусывающие какой-то гадостью. В перерывах между глотками они активно общались, поминая нехорошими словами «мужей-козлов» и умильно величая друг дружку Танек и Лизок. Брезгливо обогнув представительниц «прекрасного пола» на отдыхе, мы подошли к подъезду номер четыре (домофона на двери не было), поднялись на третий этаж и позвонили в квартиру № 52. Нам открыла молодая высокая женщина с роскошной фигурой и пышными каштановыми волосами, облаченная в черный шелковый халатик.
— Мы из прокуратуры, — вежливо представился Сибирцев.
— Да, да, пожалуйста, — даже не спросив удостоверений, тихо сказала она и устало прошла в небольшую уютную гостиную. Первое, что бросилось нам в глаза — две цветные фотографии в траурных рамках: мужа в свадебном костюме и семилетней дочки — смеющейся, с розовыми бантами в волосах. Перехватив наши взгляды, женщина громко всхлипнула, достала из кармана тюбик «Фенозепама» и высыпала на ладонь две крупные таблетки по 2,5 мг каждая.
Я поспешно схватил со стола графин с водой и наполнил стакан.
— Спасибо, — прошептала Малышева, запивая транквилизатор. Зубы ее лязгали о стекло. Рука сильно дрожала.
— Присядьте, пожалуйста, — засуетился Костя, за локоть подводя вдову к креслу. — Не беспокойтесь, мы не отнимем у вас много времени.
— Я вас слушаю. — Голос Анны Викторовны звучал ровно, безжизненно. Но в красивых с поволокой глазах отражалась такая душевная мука, что становилось не по себе. Мы начали осторожно задавать вопросы. Женщина отвечала с готовностью, не задумываясь, однако чувствовалось, что каждое слово дается ей с огромной болью…
Да, муж говорил о каком-то успехе в работе над последним делом. Каким именно? Она не вслушивалась, была поглощена домашними заботами. Нет, о ночном клубе «Альфа-К…» он вроде не упоминал. А может, просто пропустила мимо ушей? Ни Могила, ни Лисянский ей не знакомы. А вот об Окуне она однажды слышала от Саши. Это, наверное, бандит?.. Нет, никого конкретно она не подозревает. Правда, в тот самый день, когда она спускалась по лестнице, у окна спиной к ней стоял мужчина с незажженной сигаретой в руке. Описать? Ну-у, плотный такой, широкоплечий, светлые волосы, подстриженные «ежиком». Одет в обтягивающую, черную водолазку и джинсы. Оружие? Нет, точно не было!.. К тому же, если он убийца… то оружие… — Малышева зарыдала навзрыд.
Вспомнив об обстоятельствах гибели ее близких, мы невольно поежились, рассыпались в извинениях и на цыпочках покинули квартиру.
— А ведь, похоже, она видела убийцу, — шепнул мне на лестнице Сибирцев. — Вот посмотри — он ждал на лестнице, а когда Малышева ушла отдавать долг, оставив дверь незапертой, воспользовался этим и…
— А чего, собственно, он ждал? — перебил я. — У моря погоды?! Он же не мог знать, что жена майора отправится в соседний подъезд и, главное, КОГДА отправится! А уж на незапертую дверь он тем более не мог рассчитывать.