Пророчество
Шрифт:
— Так или иначе, — бодрым голосом заговорил посол, будто и не слышал, о чем до сих пор шла речь, — есть все основания полагать, что в скором времени удастся заключить договор, по которому королева Мария обретет свободу мирным путем и воссоединится с сыном, а Франция сможет сохранить дружеские отношения как с Англией, так и с Шотландией.
— Договор! К черту договор! — Резко отодвинувшись вместе со стулом, Генри Говард с такой силой врезал кулаком по столу, что мы все — уже не в первый раз — подскочили на месте.
Свечи уже почти догорели, и
— Во имя Христа, время переговоров давно миновало. Или вы не понимаете этого, Мишель? — вскричал Говард и обеими руками уперся в стол, приблизил лицо к лицу посла, в то время как секретарь Курсель, беспомощно взмахивая руками, умолял его приглушить этот опасный для заговорщиков рев. — Вы так удобно устроились при английском дворе, что уже и не чуете, куда нынче ветер дует в Париже?
— Король Франции все еще надеется заключить политический союз с королевой Елизаветой, и моя обязанность — постараться подготовить этот договор, ибо я представляю его интересы, — сдержанно ответил Кастельно.
Говард не собирался подражать его сдержанности:
— Французский народ отвергает соглашение с еретичкой, и королю Генриху это хорошо известно. Он уже чувствует, как у него за спиной поднимается мощь Католической лиги. Никаких больше договоров, брачных предложений, никаких усилий, чтобы угодить самозванке Елизавете и свести с ней дружбу! Нам остался один лишь путь! — И он еще разок от души треснул по столу, аж тарелки задребезжали.
— Насколько я помню, — все так же сдержанно, официально даже, возразил Кастельно, — недавно вы были первейшим моим союзником, когда мы вели переговоры о браке между вашей королевой и братом моего короля.
— Исключительно для видимости. Эти переговоры были обречены с самого начала. — Небрежным жестом руки Говард отметает их в сторону. — Герцог Анжуйский и не помышлял всерьез жениться на Елизавете. Господи Боже! Да она же на двадцать лет его старше. Разве кто-нибудь из вас, а? — Он оглядел мужчин за столом, приглашая их разделить его веселье, Дуглас ответил ему похотливым смешком. — Да и она скоро осознала, что подданные не одобряют эту затею, и отослала герцога. Теперь уж она не выйдет замуж, а если и надумает, то никак не за католического принца. Она уже поняла, к чему это ведет.
— И заведомо не родит наследника, в свои-то пятьдесят лет, — презрительным тоном подхватила Мари де Кастельно. — Франция может уповать на то, что Мария Стюарт взойдет на английский престол и ее сын вспомнит о своем долге перед матерью и католической правительницей и вернется под ее руку. Et voilа! — С ослепительной улыбкой молодая женщина продемонстрировала нам свои руки, будто выполнила какой-то сложный фокус, хотя ладони ее были пусты. — Этот остров будет вновь объединен под властью Рима.
— Et voilа? — Я не поверил своим ушам. — Все? Проблема решена? Вы будто о шахматных фигурках рассуждаете: эту передвинуть, ту снять с доски, на
Мари крепко сжала губы, они даже побелели, но в глаза мне она смотрела с отвагой и вызовом. А Говард с удвоенной силой обрушился на меня.
— Вы еще смеете говорить! — выплюнул он, но Кастельно остановил его одним движением руки. Вид у посла безнадежно-усталый.
— Продолжайте, Бруно, — вежливо попросил он. — Вы еще ничего не сказали, а я хочу выслушать вас. Намерения короля Генриха вам известны не хуже, чем его ближайшим советникам.
Я почувствовал на себе взгляд Фаулера и, даже не оборачиваясь к своему контакту, догадался, о чем он хочет меня предупредить: соблюдать осторожность, не лишить себя откровенной враждебностью по отношению к заговорщикам привилегированного положения за этим столом. Но Кастельно поощрял меня говорить и скорее заподозрил бы что-то неладное, если бы я отказался от роли адвоката дьявола. Так мне подумалось.
— Я говорю лишь, что королевы — не куклы, которыми можно управлять по своей прихоти. — Едва я произнес эти слова, как мне представилась зажатая в мертвой руке Сесилии Эш кукла-образ Елизаветы с пронзенным иглой сердцем. Невольная дрожь пробрала меня, я чуть не сбился с мысли. — Торжество католичества и объединение острова под властью Рима не обойдется без великого кровопролития в Англии. Об этом никто и словом не обмолвился.
— Так и без слов ясно, чертов дурак! — рыкнул Говард.
— Не отведаешь хлеба, не смолов зерна, — вставила Мари де Кастельно со странной полуулыбкой. Она вновь посмотрел мне прямо в глаза, а я уставился на ровный ряд белых зубов; такая не усомнится пустить их в ход.
— Королева Шотландии не отступится перед кровопролитием, коли оно ей на пользу, — задушевно сообщил честной компании Дуглас и, поглощенный какими-то собственными воспоминаниями, налил себе очередной бокал вина и тут же его осушил. — Я мог бы рассказать вам историйку про Марию Стюарт…
— В самом деле? Ту самую, про пирог? — Кастельно преувеличенно, по-актерски, закатил глаза.
— Ага! — Взгляд Дугласа просветлел. — После смерти ее супруга устроили великий пир…
Кастельно упреждающе поднял руку:
— Может быть, в другой раз? Боюсь, мадам де Кастельно не оценит.
— О! Ага. Извините. — Бросив взгляд на Мари, Дуглас извиняющимся жестом поднес руку к голове, состроил гримасу, посмеиваясь над самим собой.
Краткая неловкая пауза. Все обернулись поглазеть на Дугласа, а я гадал, что же такое известно всем, кроме меня. Быстрый обмен взглядами между Мари и Генри Говардом, но и значение этих взглядов от меня скрыто. Щеки молодой женщины разрумянились от возбуждения, в подвижных тенях вдруг отчетливо проступили черты ее лица, горящие, полные решимости глаза, мягкие, с блеском, раздвинутые губы. Она подметила, что я гляжу на нее, и в очередной раз скромно потупила глазки — и тут же вскинула их, проверить, гляжу ли я еще, нет?