Пророчество
Шрифт:
— Бруно? Ты чем-то встревожен? — Доктор Ди с отеческой заботой взирал на меня. — Что случилось?
— Нет-нет, я слышал, как эту дату упоминали слуги в посольстве, и заинтересовался, чем она так важна. — Я принудил себя поглядеть учителю в лицо и внезапно почувствовал прилив горячей любви к нему. Повинуясь порыву, я крепче ухватил его за плечи и расцеловал в обе щеки. Он был несколько этим смущен, но вроде бы и доволен. — Помните: ни слова о видениях, — повторил я на прощание и на том расстался с ним.
Я заплатил лодочнику, доставившему меня в Мортлейк, чтобы он дождался моего возвращения, потому что в этой части реки найти попутный транспорт не так просто. Мы двинулись обратно по направлению к Лондону, и примерно минут через
— Эта лодка так и идет за нами от Мортлейка? — спросил я своего гребца, и тот, прищурившись из-под козырька своей кепки, отвечал:
— Вон та вон? Точно, сэр. Она и у берега стояла поблизости от того места, где вы сошли.
— Все время там простояла, пока я был на берегу?
Он пожал плечами:
— Не берусь сказать, сэр. Изрядную часть времени, за это поручусь.
— И пассажир тот же самый? Или он сел в Мортлейке?
— Не обратил внимания.
— Однако отплыли они одновременно с нами?
— Ясное дело, раз оказались прямо у нас за кормой.
— Гребите помедленнее, — распорядился я. — Дайте им нас нагнать.
Лодочник замедлил движение весел, но шедшая позади лодка, очевидно, во всем подражала нам: расстояние между нами оставалось неизменным. Тогда я велел вовсе перестать грести; лодочник возразил, что течение тут слишком сильное, нас отнесет к берегу. Другая лодка тем временем сместилась к противоположному берегу, дальше от нас. По мере приближения к Лондону на реке появлялось все больше транспорта, но наши две лодки неизменно следовали друг за другом. Как я ни старался, хорошенько рассмотреть пассажира преследующей лодки мне так и не удалось. В Патни второй лодочник внезапно погнал свое суденышко поперек реки и причалил у пристани, а мой продолжал грести вперед, и напоследок я углядел общий абрис моего преследователя, когда тот выходил на берег. Ничего запоминающегося: среднего роста, обычного телосложения, и он по-прежнему закрывал лицо шляпой, покуда не поднялся по лестнице и не скрылся из виду.
Кого-то, значит, интересовал мой визит к доктору Ди. Я припомнил, как накануне в Уайтхолле мне показалось, будто за мной следят. Неужели один и тот же человек? Но кого я мог так заинтересовать, чтобы несколько часов ждать меня в Мортлейке? Мурашки озноба побежали по шее: что, если тот человек накануне видел, как я беседовал с Эбигейл, и потому-то и следует за мной по пятам, что опасается разглашения сведений, которые она могла мне передать? Если так, то человек, только что на моих глазах легкими шагами одолевший ступени пристани в Патни, — скорее всего убийца Сесилии Эш. И если это так, мрачно продолжал я размышлять, то Эбигейл в страшной опасности; вероятно, и я тоже, но я еще могу как-то позаботиться о себе, а вот ее нужно предупредить, но как передать известие во дворец, не возбуждая еще больших подозрений? У меня не было возможности связаться с кухонным мальчишкой, который доставил мне от нее записку, и не было уверенности, не разгласил ли он сам тайну этой встречи, умышленно или же невзначай.
Наконец лодка доставила меня обратно к пристани Бэкхерст-стейрз, и я уплатил лодочнику немалую мзду за долгую дорогу и продолжительное ожидание, после чего вернулся в Солсбери-корт и застал посольство необычно тихим — ни души в коридорах и галереях. Меня это вполне устраивало, я поспешил в свою комнату, покуда меня не перехватил очередной призыв Кастельно или агрессивные заигрывания его супруги, но еще прежде, чем я вставил ключ в замок, мне почудилось чье-то присутствие в коридоре. Ощущение было таким отчетливым, как будто я воочию кого-то видел. Я поглядел направо и налево, но здесь, наверху, стояла такая же непривычная тишина, как и во
Ругая себя, что слишком уж нервы разгулялись, я попытался повернуть ключ в замке — безуспешно, дернул ручку — дверь подалась. Каждый мускул моего тела напрягся, волосы встали дыбом на голове, а рука инстинктивно потянулась к кинжалу на поясе, с которым я не расстаюсь. Я мог бы поклясться всем, что мне дорого: я всегда запираю дверь и в этот раз не забыл — я осторожен и подозрителен до паранойи. Ни разу за полгода жизни в посольстве не случилось, чтобы я вышел и оставил дверь незапертой; в ларе у меня хранятся книги и рукописи, к коим безо всякого сочувствия отнесутся в этом католическом обиталище. И при этом я оказался столь наивен, что мне и в голову не пришло: ведь у кого-то в доме вполне могут быть — должны быть — дубликаты всех ключей.
Беззвучно проклиная собственную глупость, я снова потянул дверь на себя, а затем яростно рванул ее и ворвался в комнату с обнаженным ножом в руке.
Комната была пуста, и с виду в ней ничего не изменилось с тех пор, как я ушел: опрятно застелена кровать, бумаги сложены в две стопки на письменном столе, за которым я обычно работал, рядом чернильницы, перья, перочинный нож. На миг я даже усомнился, вдруг все-таки, спеша поскорее увидеться с доктором Ди, я и впрямь позабыл запереть замок. Однако настороженность не проходила, и я, медленно поворачиваясь, оглядывал все углы и скудную обстановку, изо всех сил напрягая память: все ли на месте. И лишь подойдя к столу, убедился наконец, что бумаги сложены не по порядку. Очевидно, человек, побывавший в моей комнате, понятия не имел, что в Европе я славлюсь не только как еретик, но и как создатель мнемотехники, и ни одна деталь не ускользнет от меня. Я быстро перебрал свои заметки, ничего особенного, математические расчеты движения Луны и Земли, ряд диаграмм, изображающих, как небесные тела отражают свет, — ничего, что могло бы навлечь на меня обвинение и арест. Однако сверху оказались не те бумаги, над которыми я работал в последнюю очередь. Это навело меня на мысль проверить резной деревянный ларчик, где я держал наиболее опасные книги. Замок, которым скреплялись железные петли ларчика, оставался нетронутым, но едва заметные следы в пыли рядом с моим сундучком подтверждали, что его передвинули с прежнего места.
В дальнем углу комнаты стоял другой сундук, побольше, в нем хранилась моя одежда. Легкая янтарная пыль поднялась из него, когда я приподнял крышку, — я кладу между вещами ароматические шарики, чтобы отпугнуть моль. И в этом хранилище обнаружились приметные внимательному взгляду следы вторжения: вещи вынимали, разворачивали, а затем складывали обратно как попало. Я вынул свой чудный шерстяной камзол, расправил его, уложил как следует. Все на месте, но уже не оставалось сомнений, что в моей комнате произвели тщательный обыск. Странное дело, в посольстве найдутся люди — тот же Курсель, — которые сочтут себя вправе заглянуть в мою каморку и проверить, что я читаю и пишу в предоставленном мне укрытии, но какой им интерес копаться в моей одежде? Лишь человек, ищущий вполне конкретные вещи, мог заглянуть и в этот ларь.
Хорошо хоть, подумал я с облегчением, возвращая аккуратно сложенные вещи в сундук, что догадался прихватить с собой бархатный мешочек с подарками таинственного «жениха» Сесилии Эш. И тут в очередной раз волосы у меня на затылке встали дыбом, но нет же, не может быть, никто в доме не знал, что в ночь убийства меня вызвали в Ричмонд, никто понятия не имел о моих встречах с Эбигейл Морли. Распрямившись, я отряхнул костюм и потряс головой, отгоняя глупые мысли, словно мух. Из-за этой лодки, что преследовала меня часть пути, мне уже всюду мерещатся призраки, а ведь и тот закрывавший лицо пассажир, быть может, ехал по своим делам, а вовсе не следил за мной. И все же, повторил я, возвращаясь в коридор и тщательно проверяя, как я запер дверь, в моей комнате был обыск и кто-то в посольстве причастен к этому.