Пророчество
Шрифт:
— Вот как? — весело откликнулся Дуглас. — Странно, чтобы такой человек, как ты, вдруг заинтересовался гербами да титулами. Нашел что-нибудь любопытное?
Мне надоел и его тон, и его уверенность, будто он держит меня на крючке.
— Да, нашел. Меня интересовала родословная графов Ормондов.
— Неужто? С чего бы вдруг?
Я вновь глянул на Фаулера. Совсем не так я себе это представлял, не как беседу в таверне. Пусть тут нас с Фаулером двое против одного, почем знать, сколько мужчин, пьющих в большом зале, держат сторону Дугласа. Плечи мои напряглись, я
— Это ведь ваш семейный титул?
Воцарилось молчание.
— Мой? — Дуглас все еще улыбался, но со стиснутыми зубами. — Весьма вероятно. Дугласов в Шотландии столько же, сколько звезд на небе, и мы успели получить и потерять больше титулов, чем ты за свою жизнь отслужил месс. Какая тебе-то разница?
— Насколько мне известно, фрейлин убил человек, именующий себя графом Ормондом! — произнес я, обнажая кинжал.
За спиной послышался звук вынимаемой из ножен шпаги — Фаулер тоже приготовился.
Дуглас резко вскочил, отбросив стул. Тело его напряглось, он готов был прыгнуть на того из нас, кто первым двинется с места. Судя по его проворству, пьяница сохранил еще немало сил и был в отличной физической форме. Но тут он опять сбил меня с толку, громко расхохотавшись:
— И ты вообразил, что это я? Из-за титула, который носил какой-нибудь прапрадед? Да кто угодно мог им воспользоваться! Какой суд примет это за доказательство? — Его смех становился все менее веселым и все более агрессивным, и я осторожно двинулся вокруг стола к нему.
Дуглас вжался в стену, поднял руки, демонстрируя пустые ладони.
— Если ты не виновен, бояться нечего, — заявил я, переходя на «ты», но тут же с ужасом подумал, что именно так Уолсингем уговаривает подозреваемых католиков.
На губах Дугласа продолжала играть все та же неопределенная улыбка. Он опустил руки, хотя поза оставалась напряженной: в любой момент он готов был принять бой.
— Опусти кинжал, Бруно. Хватит дурить.
— Ты отправишься с нами в Уайтхолл, Дуглас. У тебя нет другого выхода. — Я постарался произнести эту фразу как безоговорочный приказ, мой кинжал все еще был направлен в грудь Дугласа.
Дуглас с мольбой обернулся к своему соотечественнику.
— Опусти кинжал, Бруно. — Фаулер тоже отбросил церемонии, хотя голос звучал все так же мягко и невыразительно, как обычно, но, когда я обернулся — удивленный, все еще не веря своим ушам, — я увидел, что острие его шпаги направлено на меня.
Дуглас вздохнул с облегчением, напряженные плечи обмякли. С минуту я молча переводил глаза с одного на другого.
— Право, Бруно, как тебе в голову пришло, чтобы хорошенькая девчоночка вроде Сесилии приняла кольцо от старого сморщенного пьяницы с такой рожей? — прервал молчание Дуглас, ткнув себе пальцем в лицо. — Да ты шутишь. Я бы никак не сошел за графа, хоть я и Дуглас. — Он усмехнулся и сложил руки на груди, словно собираясь смотреть занятный спектакль.
Я остановил глаза на Фаулере. Тот ответил мне обычным своим невозмутимым взглядом, и я впервые заметил, что мой контакт красив: мужественное лицо, черты правильные, не мелкие и не крупные; ясные,
— Ты! — Добавить к этому было нечего.
Он слегка наклонил голову, острие шпаги по-прежнему смотрело мне в сердце.
— Граф Ормонд к вашим услугам, — отрывисто и высокомерно, как истый английский аристократ, представился он. — Ты осложнил нам жизнь, Бруно, — уже обычным своим выговором продолжал он. — Я-то надеялся, ты найдешь улики против Говарда или графа Арундела, чтобы их арестовали до того, как Франция и Испания слишком увлекутся планами вторжения. Но ты повернул совсем не в ту сторону.
Инстинктивно я стиснул рукоять кинжала, но что пользы? Фаулер пронзит меня насквозь, прежде чем я успею двинуться, прикинул я, и слегка расслабил пальцы. Дуглас, убедившись, что я не намерен драться, взял со стола трубку и вновь принялся ее раскуривать.
— Не понимаю, — заговорил я (лучше объясниться, чем резать друг другу глотки, так и не разобравшись, в чем дело). — Вы подстраивали арест заговорщиков? Вы не хотите, чтобы вторжение осуществилось?
Фаулер глянул на Дугласа. Тот пожал плечами: ему было все равно.
— Можешь все ему рассказать, — посоветовал он, усердно пыхтя своей трубкой: шотландец никак не мог добиться, чтобы табачные листья затлели. — Теперь он уже ни с кем не поделится.
— Мы ни в коем случае не хотим, чтобы Мария Стюарт вышла из тюрьмы, — спокойно и плавно заговорил Фаулер. — Ее нельзя подпускать к английскому трону. Пусть ее судят за измену.
— Значит, ты ухаживал за Сесилией Эш, дарил ей эти странные вещи, убил ее — и все затем, чтобы подставить заговорщиков и предать Мэри? — Я в изумлении покачал головой. — Так кто же «твой» правитель? Елизавета? Вроде бы и ее ты собирался отравить?
Фаулер снисходительно, с жалостью глянул на меня:
— Мы хотим возвести на престол истинного наследника, Бруно. Короля, который объединит оба царства, прислушиваясь к советам своих верных министров. Единственного потомка Генриха Тюдора, чьи права и законность рождения никогда не оспаривались.
Я не сразу понял, о ком это он.
— Иакова Шотландского? — В изумлении я обернулся к Дугласу. — Все это ради него? Но почему он, а не его мать?
— Старая, жирная, больная, ничего не соображает, куча врагов, — перечислил доводы Фаулер. — Нельзя подпускать такую женщину к управлению и без того нестабильным государством.
— Женщин вообще нельзя допускать к власти, — утробно захохотал Дуглас.
— Но английские католики так давно клянутся в верности Марии Шотландской, что уже не смогут отступиться от нее, — напомнил я. — Если после смерти Елизаветы ее так и не выпустят из тюрьмы, вспыхнет мятеж.
— Обижаешь, Бруно. — Ровные зубы Фаулера на миг сверкнули в усмешке. — Уж это-то мы просчитали. Вот почему нам нужен этот заговор и необходимо, чтобы главные его участники попались людям Елизаветы. Устранить Марию, Говардов, Кастельно с супругой — их всех будут судить за измену, их казнят или заточат в тюрьму. Покончить с ними, а потом, в день юбилея, таинственный убийца покончит и с Елизаветой.