Пророк
Шрифт:
«Командиру ОМОНа. Есть важное сообщение. Я торгую в киоске на площади России, сверху – вывеска „Веста“. Приходите, все расскажу. Буду на месте до десяти часов вечера. Валя».
Тонкий картон от сигаретного блока Валька сложила пополам, заклеила скотчем и, выбежав из киоска, всучила мужчине:
– Будете проходить возле бригады спецназа, отдайте на КПП. Скажите командиру, что дело срочное, очень важное.
Мужчина покосился на девушку, пытаясь понять, в своем ли она уме, затем уловил запах пива.
– Вы уверены?
– Да,
Мужчина пожал плечами, спрятал сложенную вдвое картонку в карман легкой белой куртки и, не спеша, направился к центру города. До КПП он добрался примерно через час, попив кофе в гастрономе и раздумывая, есть ли смысл выполнять просьбу подвыпившей девушки.
Наконец он оказался возле КПП. Мужчина был застенчив и постучал согнутым пальцем в стекло двери. Вышел часовой с автоматом:
– Вы к кому? – грозно спросил он.
– Тут, знаете ли, дело такое… – мужчина развел руками, – даже не знаю, с чего начать.
Девушка в киоске сидит, попросила командиру передать, – и он вытащил неровно оторванную картонку, сложенную пополам и заклеенную скотчем. Мне показалось, что она немного выпивши, но говорила, что это очень важно и нужно отдать в руки командиру. Вопрос жизни и смерти.
– Командира нет, он в командировке в Чечне, – с гордостью сообщил часовой.
– Не знаю.., тогда, наверное, заместителю.
Хотя она говорила – командиру, но фамилию не называла.
– Подполковник Кабанов его замещает.
– Передайте ему.
– Он сейчас отсутствует.
– Тогда не знаю… – вздохнул мужчина.
– Что здесь? – часовой крутил в пальцах заклеенную картонку.
– Даже не знаю, делайте, что хотите. Меня только попросили передать, я передал. Единственное, в чем я уверен, – это не бомба, – и мужчина быстро зашагал прочь от КПП.
"Чертова девка! – ругался он, злясь на себя и понимая, что права жена, когда говорит:
«Ты – тряпка, ни в чем отказать никому не можешь». Надо было выбросить эту картонку и не вспоминать о ней. Даже в руки нельзя было ее брать".
Часовой зашел в караулку, бросил картонку на стол. Никого из тех, кого можно было назвать командиром части, в расположении сейчас не было. На депешу из штаба или управления картонка, заклеенная скотчем, явно не походила, значит, могла ждать своего часа сколько угодно.
Тем временем Прошкин развил бурную деятельность. Он разбудил товарищей и, приложив палец к губам, прошептал:
– Здесь говорить не могу, соберемся на спортплощадке. Выходить по одному.
– Витька умом тронулся, – сказал Куницын и покрутил пальцем у виска. – Не спится ему.
Уманец глянул на часы. Проспали они пять часов, можно было и подниматься. Предложение Прошкина выходить по одному было, конечно, идиотским, но ему, как ни странно, последовали. Один за другим ОМОНовцы
Прошкин дождался, пока четверо его товарищей – Уманец, Бронников, Маланин и Куницын – соберутся на спортплощадке.
– Я знаю, кто снайпер, – сказал он.
Все молча смотрели на него.
– Леонард, который киоски держит. Знаете его? – криво усмехнувшись, спросил Прошкин.
– Да, – растерявшись, вымолвил Куницын.
– Он!
– Ты очумел!
– Машка в прошлом году с ним за городом была, он по пьяни винтовку Драгунова с оптическим прицелом ей показывал.
– Точно?
– Абсолютно!
Иногда достаточно про самого обыкновенного человека сказать, что он сидел в тюрьме, как тут же люди, знавшие его не один год, не замечавшие за ним ни одного плохого поступка, отыщут в его лице черточки жестокости, а его приветливая улыбка вмиг сделается предательской. И вот вскоре некогда милый человек будет восприниматься всеми как закоренелый преступник. Леонард же был не таким, как все, и тем охотнее верилось в то, что он выродок.
– Пидар гнойный! – проговорил Куницын. – Он мне давно не нравился.
Уманец попробовал подойти к обвинению более рационально.
– Он же не чеченец, а поляк.
– Один хрен – не русский, – отрезал Прошкин.
– Какой смысл ему ребят убивать? – допытывался Бронников.
Но у Прошкина на это уже был готовый ответ:
– В прошлом году с ним наши ребята заелись.
Праздник города был, тогда Цветков запретил спиртное продавать. Ребята из нашей роты киоск окружили, стали водку требовать. Валька побожилась, что даже для себя бутылки не припасла. Потом к дому Леонарда пошли. Все знали, что у него в гараже водка ящиками водится. А он, гад, вместо того, чтобы ребят уважить, в доме закрылся и в часть позвонил. Кабанов приехал с караулом и всех повинтил. На губу тогда наши загремели.
– Было дело, – вспомнил Куницын.
Это происшествие не являлось для Ельска чем-то из ряда вон выходящим, но все же оно припомнилось как нельзя кстати, ибо вмиг прояснило запутанную ситуацию.
– Теперь он решил отыграться. Они, пидары, наших не любят.
– Надо майору сказать, – неуверенно предложил сержант Куницын.
– Грушин – мужик свой, но он командир. Он обязан будет следователям доложить, а мы можем с Леонардом и сами разобраться. Припрем к стенке, он вмиг и расколется.
– Такие уроды следователей не боятся, те мягкие, особенно из ФСБ.
Прошкин, возвращаясь от Маши, придумал, как ему казалось, беспроигрышный план. Поскольку же у его товарищей готового плана не было, то к действию приняли его.
Глава 11
Вечером пятеро спецназовцев вновь заступали на блокпост. Получили экипировку, автоматы, боеприпасы, загрузились в «Урал». Куницын устроился в кабине рядом с молодым шофером – рядовым автотранспортного взвода.