Пророки и поэты
Шрифт:
Ребенок, видя пряничного принца,
Готов его украсть;
Но через день желание забыто
И не внушает больше аппетита
Обгрызенная эта сласть;
Влюбленный,
Еще вчера безумно исступленный,
Добившись цели, скучен и не рад,
Какой-то меланхолией объят.
Донн воспроизводит достаточно широкий спектр отношений любящих. В
некоторых стихах поэт утверждает, что любовь - непознаваемое чудо
("Ничто"). В других он изображает любовь возвышенную и идеальную, не
знающую телесных
платоническая любовь в обыденном смысле слова, и возможна она лишь как
один из вариантов союза любящих.
Любовная лирика Донна, пропитанная ренессансным гедонизмом, но лишенная вычурности и утонченности, поражает эмоциональным накалом и мастерством самовыражения, смелой вольностью чувств и поэтической соразмерностью, жизненной стихийностью и ритмичностью.
Таим свою любовь, от всех скрываясь,
и вот вселенной стало ложе нам,
пусть моряки на картах новых стран
материки врезают в океан,
а нам с тобой один... Один лишь мир нам дан.
И два лица озарены глазами,
два сердца верных, словно друг в беде.
как бы две сферы глобуса пред нами:
но мглистый Запад, льдистый Север - где?
Все гибнет, все слилось в случайный миг,
но вечность наш союз в любви воздвиг,
и каждый из двоих бессмертия достиг.
Плотское и телесное в любви неотделимы:
Но плоть - ужели с ней разлад?
Откуда к плоти безразличье?
Тела - не мы, но наш наряд,
Мы - дух, они его обличья.
Нам должно их благодарить
Они движеньем, силой, страстью
Смогли друг дружке нас открыть
И сами стали нашей частью.
Как небо нам веленья шлет,
Сходя к воздушному пределу,
Так и душа к душе плывет,
Сначала приобщаясь к телу.
То, что Спенсер представил в аллегорико-символической форме, а Шекспир мыслил как несколько абстрактный идеал, Донн обнаружил в реальности, показал наглядно и убедительно. Ни один крупный поэт в Англии ни до, ни после Донна не оставил столь яркого изображения любви взаимной и всепоглощающей, дающей героям радость и счастье.
Но и на эту любовь "вывихнутое" время тоже наложило свой отпечаток. Сила чувств любящих столь велика, что они создают для себя собственную неподвластную общим законам вселенную, которая противостоит окружающему их миру. Само солнце, управляющее временем и пространством, находится у них в услужении, освещая стены их спальни. Мир любящих необъятен, но это потому, что он сжимается для них до размера маленькой комнатки:
Я ей - монарх, она мне - государство,
Нет ничего другого;
В сравненье с этим власть - пустое слово.
Богатство - прах, и почести - фиглярство,
Ты, Солнце, в долгих странствиях устало,
Так радуйся, что зришь на этом ложе
Весь мир: тебе заботы меньше стало,
Согреешь нас - и мир согреешь тоже;
Забудь иные сферы и пути:
Для нас одних вращайся и свети!
Пройдет
Так незаметно покидали
иные праведники свет,
что и друзья не различали,
ушло дыханье или нет.
И мы расстанемся бесшумно...
И т. д.
то страдание, которое затем уже в явном виде перерастет в трагический и безнадежный вопль о тщете и низменности человеческого существования:
А как печальны судьбы человека!
Он все ничтожней, мельче век от века,
и в прошлом веке был уже ничем,
ну а теперь сошел на нет совсем.
...ни чувств, ни сил, ни воли нет у нас,
порыв к свершеньям в нас давно угас.
...Счастье существует лишь в воспоминаниях. Смерть возлюбленной подобна вселенской катастрофе, лишившей его места в иерархии форм подлунного мира и превратившей его в "эликсир небытия", существо, состоящее из отрицательных величин - "отсутствия, тьмы и смерти":
Все вещи обретают столько благ
Дух, душу, форму, сущность - жизни хлеб...
Я ж превратился в мрачный склеп
Небытия... О вспомнить, как
Рыдали мы, - от слез
Бурлил потоп всемирный. И в хаос
Мы оба обращались, чуть вопрос
Нас трогал - внешний. И в разлуки час
Мы были трупы, душ своих лишаясь.
Она мертва (так слово лжет о ней),
Я ж ныне - эликсир небытия.
Будь человек я - суть моя
Была б ясна мне... Но вольней
Жить зверем. Я готов
Войти на равных в жизнь камней, стволов:
И гнева, и любви им внятен зов,
И тенью стал бы я, сомненья нет:
Раз тень - от тела, значит, рядом - свет.
Но я - ничто. Мне солнца не видать.
О вы, кто любит! Солнце лишь для вас
Стремится к Козерогу, мчась,
Чтоб вашей страсти место дать,
Желаю светлых дней!
А я уже готов ко встрече с ней,
Я праздную ее канун, верней
Ее ночного празднества приход:
И день склонился к полночи, и год...
Знаменательным образом не только земная, но и небесная любовь не дает герою Донна твердой точки опоры. "Вышедшее из пазов" время подчинило себе и большую часть религиозной лирики поэта. Особенно показательны в этом смысле его "Священные сонеты". Весь маленький цикл проникнут ощущением внутренней борьбы, страха, сомнения и боли. Бога и лирического героя первых 16 сонетов разделяет непроходимая пропасть. Отсюда тупая боль и опустошенность (3-й сонет), отсюда близкое к отчаянию чувство отверженности (2-й сонет) и отсюда и, казалось бы, столь неуместные, стоящие почти на грани с кощунством эротические мотивы (13-й и 14-й сонеты).