Прорва
Шрифт:
Василий ушел. Он не любил ни почестей, ни показухи. Он обернулся и сжал ладонь с ладонью, чтобы успокоить Прасковью Николаевну.
— Жаль, — сказала она.
— Есть! — крикнул фотограф.
Солнце в этот день решительно не хотело заходить.
Оно то поднималось, то опускалось над горизонтом.
Люди, стоявшие на мосту огромными группами, следили за его фокусами, ахали и кричали «Ура!!!» на каждый солнечный пас.
— Но
— Вот это праздник, — тихо молвил старый хлопковод.
— Урра!!! — кричали все.
Василий ждал Балерину Надежду Павловну в машине. Достал, не удержавшись, как ребенок, из кармана пиджака коробочку с орденом, открыл. Орден сверкнул на солнце миллионами брызг. Он закрыл коробочку и сжал ее в кулаке. Спрятал обратно.
Надежда Павловна вышла из театра и, приветливо махнув Василию, подошла.
— С праздником, — улыбнулся Василий.
— Здравствуйте, — улыбнулась Надежда Павловна.
Поехали.
— Вы знаете, — сказал Василий, — у меня сегодня удивительно счастливый день. Я даже не знал, что в жизни могут быть такие счастливые дни!
— Я рада, — ответила Балерина.
Солнце замерло. Нежное, мягкое. Люди, пришедшие с демонстрации, не хотели уходить домой. Пели, водили хороводы на площадях и площадках.
— У вас счастливый день, — сказала Надежда Павловна. — А мне так грустно почему-то… Кажется, что солнце уходит навсегда.
— Это кажется, — ответил Василий.
— Вы не знаете всего, и мне не хочется говорить о страшном… но почему на свете существуют такие уязвимые и красивые люди? Почему они умирают или уходят раньше других? За мной ухаживал один Писатель… а я даже не прочла ничего из того, что он написал. Я понимаю, что жизнь не вечна… но неужели для красивых людей нельзя сделать исключения? — и улыбнулась, чтобы ее слова не показались напыщенными.
И стала такой желанной в этот миг! У нее была такая тонкая, такая беззащитная шея! Так и хотелось придушить ее за эту шею!
Василий остановил машину:
— Сейчас я вас развеселю! Знаете, чем закончился сегодняшний день? Меня пригласили поработать моделью для одной из скульптур на ВДНХ. Представляете? С меня будут делать статую!
— С вас?! — она засмеялась тоже, и ей стало не так грустно. — Но это же так… почетно! Это очень хорошо!
Василий повел машину дальше:
— Правда, хорошо? А я чуть не отказался!
— А я буду водить знакомых на ВДНХ и говорить: а вот эта статуя катала меня на машине! — Надежда Павловна хлопнула в ладоши и присмотрелась к профилю Василия. — А знаете, вы действительно похожи на какого-то героя! — и слезки высохли без следа.
Он покраснел и отмахнулся:
— Вот это — герои! — и пропустил мимо колонну героев с земным шаром на руках. — Хотите есть?
— Нет, я не одета для ресторана.
— А поедемте ко мне? На работу? Мне тоже сегодня не хочется в ресторан. У нас хороший круглосуточный буфет.
— А к вам пускают?
— Со мной?! — он покачал головой.
— Я все время забываю, — она засмеялась.
— А действительно, поедемте ко мне! — решил он. — У меня в кабинете очень красивая мебель, новых образцов. Такой мебели еще нет.
— А поехали! — решила она. — Раз такой необычный день, пусть он и кончится необычно!
Они развернулись обратно.
Надежда Павловна подставила лицо солнцу и призналась Василию:
— С вами так спокойно!
— Нет, вы все равно грустите! — сказал Василий.
Они свернули в переулок…
— Как же мне вас развеселить? — думал Василий вслух… и они остановились у подъезда того самого особняка, из которого совсем недавно вышла изнасилованная Анна.
— А вы любите интермедии? — спросил Василий.
— «Добрый вечер, здрассте!» — процитировала Надежда Павловна.
— Всё! — Василий вышел из машины и захлопнул дверцу. — Тогда я вас действительно удивлю.
Он помог ей выйти из машины, и они пошли к входу, у которого стоял, так же предупредительно улыбаясь, тот же Плакат.
— С праздником! — улыбнулась Надежда Павловна.
— Спасибо, товарищ, — искренно улыбнулся тот.
Василий опять увидел шею Надежды Павловны и, не удержавшись, ухватил губами кудряшки на затылке.
Балерина улыбнулась, как будто на шутку: она еще не поняла, что ухаживание кончилось.
— Съем! — сказал Василий.
Она подняла брови и так, с поднятыми бровями, в вежливом удивлении, вошла в особняк.
Солнце, еще немного повисев в воздухе, — провалилось, наконец, в щель между небом и землей.
Совсем.
Без остатка.
На следующий день опять была весна, но, говорят, на следующий день светило совсем другое солнце.