Прорыв
Шрифт:
Геула встала, подошла к окну, долго молчала, глядя на Иудейские горы в розоватой дымке. Когда обернулась, в глазах ее стыли слезы... Заставила себя сказать: -- Ну, так, Сергуня. Я и ты, как пальцы на одной руке. Нас не разлучишь. Раз мы здесь не можем остаться самими собой, -- уедем! Пусть о "Черной книге" поступят запросы от еврейских общин в Штатах. Мы же знаем, к кому там обратиться! ...Только сразу уедем, Сергуня. Дальние проводы -долгие слезы.
– - Барахло все оставим, -- торопливо заметил Сергей.
– - Дов продаст.
– - Что?.. Барахло? Да!..
– -
...Наум вылетел первым самолетом, который поднялся с аэродрома Лод. Он шел в Вену. Наум был так измучен, что заснул, едва лайнер "Эль-Аль" оторвался от земли. Проснулся от толчка. Соседи по ряду отстегивались. Схватив чемоданчик, Наум поспешил к выходу. Выскочил из кабины на трап, и словно его в сердце ударили.Задохнулся даже. Такое ощущение, что вернулся домой.
"Снег!" наконец понял он.
– - Почти три года не видел снега...
– - Наум сбежал с трапа, смял в ладонях снежок, холодивший руки, поглядел, в кого бы кинуть?.. Однако не кинул, отшвырнул снежок, бросился вздание Аэровокзала, к телефонам-автоматам.
У него был номер израильского посольства в Вене, где, возможно, его помнили. Действительно, фамилию Гуров знали. Когда Наум спросил адрес "Хаяса", с ним вдруг заговорили так, словно он был Ясером Арафатом. Он набрал тот же номер, сообщил властным голосом, что прибыл по просьбе господина Шауля бен Ами... Когда он вышел в город, его уже ждала посольская машина.
Шофер, мордастый кудрявый парень, извинился деловитой скороговоркой: он высадит гостя у отеля и сразу уедет. Наум попросил его доставить в ту гостиницу, куда привозят "прямиков".
...К гостинице подходили автобусы с вновь прибывшими евреями. Седой, с запалыми щеками человек поглядел на неправдоподобно чистые венские улицы и сказал торжествующе: - Ну, вот и свобода!
Свобода встретила их диким базарным воплем: -- Все вы воры! Вор на воре!
– - Невысокая толстая женщина с рыхлым тупым лицом бандерши кричала, похоже, не на них, на приехавших ранее. Но и новички замерли, перестали двигаться. Наум шагнул к ней, приподняв над головой шляпу.
– - Мадам, я тоже вор?
– - Вор! Ворюга! А кто ты еще? Скажи-прикинься!
– - Я Наум Гур, мадам, представитель Министерства иностранных дел Израиля, как ни странно...
– - Еще один?!
– - взревела мадам, подперев бока морщинистыми, в кольцах, руками.
– - Может, ты еще бумагу покажешь?!
– - Покажу! Пожалуйста!
– - Засунь себе в ж...
– - И пошла-понеслась: -- Мошенники! Вор на воре! Где простыни?! Где три наволочки?! Воры!..
– - И далее уж отборным российско-польским матом.
Она распихивала новичков по страшноватым комнатам с полуобвалившейся штукатуркой и следами раздавленных насекомых по стенам. Седой, с запалыми щеками человек пытался возражать: -- Мадам, мы не заключенные!
Мадам в его сторону и головы не повернула.
Получить у этой мегеры какую-либо справку было делом бессмысленным, и Наум начал быстро обходить комнаты. Постучит, приоткроет дверь -- там целуются, ругаются. У семейных -- запахи борща, горохового супа. У каждого своя плитка, кастрюля. Никто из эмигрантов, похоже, в "заграничный сервис" не верил .
В угловую комнату набились ребята с альпинистскими рюкзаками. В тесноте, да не в обиде. Пьют из глиняных кружек и бумажных стаканчиков водку. Закуска -- анекдот. С каждого по анекдоту. Выпили -- послушали.
– - Как будет называться еврей, оставшийся в СССР к 1984 году?
– - Русский сувенир!
Посмеялись, налили еще по "полбанки". Опрокинули залпом. Из шкафа, в котором кто-то рылся, донеслось: -- Вопрос армянскому радио: почему жизнь в СССР так подорожала? Ответ: она перестала быть предметом первой необходимости...
Науму парни понравились.-- Ребята, есть среди вас авиационные инженеры? Даю работу. Сходу!
– - Какая страна?
– быстро спросили из шкафа.
– - Израиль.
И тут все, как один, затянули дурашливыми голосами: "...Пускай моги-ила меня нака-ажет за то, что я ее люблю-у!.. "
Наума как током встряхнуло.
– - Ребята, почему вы запели эту песню? О чем речь?
Щербатый, с открытым лицом парень ответил: -- Босс, не придуривайся! Вся Россия знает, что есть на Обетованной город Ашдод. Есть?.. И что сделали с Гурами знает... Что именно? Отца убили в Бершеве... есть такой город? Двух сыновей объявили шпионами. Только один сын спасся, в Америке сейчас.
У Наума от изумления зачесался нос. А парень сыпал и сыпал фамилиями, именами, званиями известных в СССР математиков, физиков, режиссеров, певцов...
– - Где они, первопроходцы? Одних уж нет, а те далече... Чего, босс, темнишь? Я сотни писем видел из Израиля. Нас не хотят.
Наум полез в боковой карман, чтоб показать документы, мол, он и есть Гур, и он вовсе не в Америке, но тут поднялся с угловой кровати пожилой человек в меховой безрукавке и сказал, что он врач-психиатр.
– - Я много слышал о тех, кому в Израиле плохо, -- сказал он жестким тоном.
– - Но для меня гораздо важнее, кому в Израиле хорошо. Вот одному моему пациенту по фамилии Подликин в Израиле очень хорошо. Для меня этого достаточно, чтобы в эту страну не ехать.
– - Что вы еще знаете об Израиле?
– - вырвалось у Наума в раздражении, которого он не сумел скрыть.
Врач-писихиатр посмотрел Науму в глаза, внимательно, остро, как может смотреть лишь психиатр. Увидел, наверное, спор бессмысленен. Сказал с усмешкой: -- Вас, как я понимаю, прислали в Вену на должность Моше-рабейну! Вести русских евреев на землю Обетованную. Моше-рабейну, как известно, водил евреев по пустыне сорок лет. У нас, уважаемый товарищ Моше Рабейну, есть еще время...
За полчаса Наум обошел всю замызганную, с мокрыми грязными полами гостиницу. Наткнулся на щекастого агитатора. Настоящего агитатора, присланного Шаулем. Его, видно, довели уже до белого каления. Он стоял на лестничной площадке и кричал, ни к кому не обращаясь, о "бездуховности", о том, что у евреев нет "чувства своей страны"...