Прощальная гастроль
Шрифт:
– Да, но жаль, что ботинки женаты, а у меня принципы, я чужие гнезда не разоряю. Хотя какая разница, если раскрасавец трепетный поклонник вашей газеты, нам однозначно не по пути, – хмыкнула Тайка и с головой погрузилась в информационную пучину.
А я быстренько черкнула на полях: "Не забыть подкинуть Конякину идею насчет кулинарно-магических рецептов!!!"
До прибытия на Курский вокзал оставалось полчаса, когда я позвонила Горбачеву и сообщила, что мы практически на подлете к стольному граду.
– Отлично, – сказал Михаил Сергеевич, – у вас много вещей? Может, вас встретить?
– Нет, спасибо, мы налегке.
– Хорошо,
– Да-да, все при нас и в лучшем виде.
Но, до центра зала на Китай-городе мы добрались раньше, пришлось помучиться, дожидаясь нашего пунктуальнейшего детектива.
– Что-то я опять есть хочу, – сказала Тайка, страдальчески глядя по сторонам. – Курицу гриль бы сейчас с картошкой навернула…
– Дорогая, у тебя, похоже, яма желудка образовалась. Я всерьез за тебя переживаю. Если так дальше пойдет, придется обращаться в клинику, чтобы тебе засунули в желудок надувной баллон для предотвращения обжорства и ожирения.
– Это я на нервной почве! – огрызнулась обжорка. – Нервы у меня расшатались!
Ну, да-а-а-а, конечно, кто бы сомневался, исключительно на нервной почве мы с самого детства любим вкусно и обильно пожрать. А потом худеть, худеть, худеть…
Когда же, наконец, из вагона вышел знакомый серый костюм с не менее знакомым черным чемоданчиком "дипломатом", мы призывно замахали крыльями. Михал Сергеич махнул в ответ и направился к нам.
– Здравствуйте, девочки, извините, что в метро назначил встречу, но дел столько, что даже поесть некогда. Можете коротко, но ясно обрисовать, что произошло?
– Можем! – выпалили мы с подругой хором и принялись обрисовывать, поминутно перебивая друг друга. Благо, Михаил Сергеевич человек эрудированный, понятливый, поэтому без особого труда смог вынести разумное зерно из нашей сбивчивой стрекотни.
– И, в общем, вот! – подытожила я, торжественно вручая ему кассету. – Такие дела!
– Понятно, – Горбачев убрал кассету в "дипломат". – "Захаров-студия" и "Эдельвейс" – это случайно не те киностудии, на владельцев которых завели уголовные дела?
– Да-да, они самые! – синхронно закивали наши головы. – Мы по ходу следствия, успели в некоторых из этих дел покопаться, думали, убийство Анастасии как-то с ними связано. Там еще один бизнесмен есть придурочный, он через киностудии деньги отмывал, надеемся, он там много чем отличился и его обязательно возьмут за жабры. У нас к этому свой, личный интерес имеется.
– Я все понял. Прослушаю запись, пообщаюсь со следователем и свяжусь с вами.
– Мы будем очень ждать и надеяться, что гражданка Охрименко, в девичестве Серебрякова, а еще в более глубоком девичестве Сомова, понесет заслуженное наказание.
Мы вообще за торжество справедливости и за мир во всем мире. Да, да, мы такие.
– Позвоню, как только хоть что-нибудь прояснится.
На этом Михаил Сергеевич откланялся, на прощание, как обычно, попросив нас не вмешиваться, не встревать и не влезать во всякие темные криминальные истории. И мы, как обычно, пообещали этого не делать. И поехали домой с чувство не напрасно прожитого дня.
По прибытию в родные пенаты, расцеловали дорогого Лаврентия и я незамедлительно бросилась к письменному столу, на ходу сообщив Таисии, что готовка еды и прогулка с Лавром сегодня полностью ложится на ее хрупкие девичьи плечи.
– Сена, ты фашист! – было мне
– Обзывайся как угодно, – я включила компьютер, – у меня работы неподъемно скопилось, успеть бы до утра нащелкать все, что было обещано начальству. Не то завтра меня выведут во двор, поставят к стенке и скомандуют: "Пли!" И будь добра, завари мне кофейку для улучшения мозговой деятельности.
Сердито бормоча под нос: "Ишь, какой нынче фашист пошел, кофейку ему еще подавай!", подруга дней моих суровых потопала в пищеблок.
Главный материал и кучу вспомогательных статей я закончила писать только к половине четвертого утра, даже на сон немного времени осталось. Страшно представить, чтобы со мной было и когда бы я закончила дубасить по клавишам печатной машинки, не подари мне Владик компьютера… Милый, милый добрый Владик! Счастье, что и в нашу деревеньку Большие Брызги пришел технический прогресс, вот еще бы мобильником разжиться и окончательно окультуримся. Сбросив на дискету драгоценный материал, я прилегла на диванчик рядом с безмятежно похрапывающей подругой, дала себе установку проснуться ровно через три с половиной часа и отключилась.
И ведь проснулась ровно через три с половиной часа безо всяких будильников! Ну, чем не Штирлиц? Даже выспаться умудрилась. Понимая, что в столь ответственный день я не имею права опаздывать ни на минуту, лучше даже приехать пораньше, чтоб уж выслужиться, так выслужиться, я торопливо проглотила чашку кофе, оделась, чмокнула Лавруху в кожаный нос, сказав, что гулять его поведет Тая, чтобы он ее будил, не стеснялся, и помчалась в родимую редакцию.
Должно быть впервые за долгие годы самоотверженного труда на ниве "желтой прессы" я прискакала к издательскому дому "Комета" за пятнадцать минут до начала рабочего дня. Немыслимое дело! В уверенности, что придется потоптаться в коридоре под закрытой дверью в ожидании любимого начальства, я поднялась на второй этаж и прошествовала к двери с табличкой "Редакция газеты "Непознанный мир". Офис". Слово "Офис" в этой надписи мне особенно нравилось, внушало чувство гордости. Как ни странно, дверь оказалась не заперта, я даже занервничала – уж не прорвались ли преступные элементы в самое сердце "Непознанного мира", желая стырить бесценные сокровища редакции? На цыпочках я прокралась в предбанник, Петюнино рабочее место пустовало, наш секретарь-кроссвордист заступал на рабочую вахту ровно в девять ноль-ноль, ни минутой раньше, ни секундой позже. Заскочила непосредственно в "офис" – тоже никого, не имел привычки наш отважный коллектив припираться на работу раньше времени. Затем отважилась заглянуть в кабинет начальства. За своим фундаментальным письменным столом восседал Конякин С. С. собственной персоной, красными глазами смотрел он в монитор.
– З-з-здрасте, – малость растерялась я.
– Здравствуй, Сена, – сурово ответил он, не отрывая взгляда от монитора. – Что, буфет уже открылся?
В моей душе шевельнулось тревожное подозрение, что любимое начальство немного перетрудилось. Не рассчитало, так сказать, своих усилий, возделывая неблагодарную почву желтой прессы.
– Что вы, Станислав Станиславович, – ласково засюсюкала я, заходя в кабинет, – еще рано. Буфетик попозже немножечко откроется.
– Да? – он все-таки оторвался от компьютера и посмотрел сквозь меня туманным потусторонним взором. Вместе с красными глазами смотрелось жутковато… – А, сколько сейчас времени?