Прощальные слова

Райан Шери Дж.

— Я правда знаю не больше, чем ты, — уверяю ее.

Энни тихо заходит в комнату. Ее румяные щеки залиты слезами, а лицо без макияжа выдает реальный возраст, хотя обычно она выглядит гораздо моложе.

— Как ты узнала о ней? — сразу же спрашивает Энни.

— О, она просто случайно была в больнице, навещала маму, когда это произошло, — сообщает мама Энни.

Поскольку Энни не спрашивает, почему посреди ночи я проверяла бабушку, надо думать, она так же измотана, как и мама.

Поразительно, что мама не стала заострять внимание на этом вопросе. Она любит отвлекаться, когда расстроена, так что это большая удача. Может, она не хочет сглазить. Уверена, при других обстоятельствах она не

смогла бы сдержаться и уже выложила бы Энни всю информацию, которая, по ее мнению, у нее есть. Мама и Энни похожи как две капли воды. У Энни никогда не было детей, поэтому я для нее — единственный объект внимания, так же, как и для мамы. Три женщины, включая бабушку, одновременно жили моей жизнью с тех пор, как я выросла настолько, чтобы считаться в расцвете сил для любви и всех остальных захватывающих вещей, которые должны испытывать молодые женщины. По их мнению, мне нужно стремиться к замужеству, рождению детей и созданию идеального дома. И вот я здесь, сплошное разочарование, которая предпочла карьеру всему остальному, включая нормальные отношения с мужчиной. Возможно, Джексон изменит ситуацию, но я все равно не вижу причин для спешки в своей жизни.

Мысли о Джексоне не покидают мой измученный разум, и тут дверь открывается, являя нам его во всей красе. Он выглядит изможденным. Мы все вскакиваем, ожидая его ответа на главный вопрос о жизни и смерти.

— В конце концов, нам удалось ее реанимировать. Мои предположения о смещении кардиостимулятора, когда она упала на пол, оказались верными. Кардиостимулятор не причинил ей вреда, но он перестал выполнять свои функции. От падения у нее повысилось давление, и сердце работало в быстром темпе, поэтому аритмия застала ее врасплох. Это привело к панике после потери ощущения пространства.

— С ней все будет в порядке? — пролепетала я.

— Прежде чем установить кардиостимулятор, мы провели несколько более глубоких сканирований ее сердца. Во время компьютерной томографии и ангиограммы мы заметили, что ее аортальный клапан очень узкий. Хотя инсульт был вызван фибрилляцией предсердий, теперь мы знаем, что у нее также имеется сужение клапана. Это означает, что крови труднее проходить через клапан. Возможно, это тоже стало причиной ее сегодняшнего падения. Я думаю, она потеряла сознание из-за недостатка крови, проходящей через клапан и поступающей в мозг. — Информация, слетающая с языка Джексона, беспорядочно крутится у меня в голове. Я понимаю, что все эти сведения не просто так, и мне страшно узнать итог. — Положительная сторона этой истории в том, что мы увидели сужение клапана из-за несчастного случая. В конце концов, мы бы заметили, но учитывая все, что произошло с Амелией за последние несколько дней, важнее всего было стабилизировать состояние, а потом посмотреть, что еще происходит, но теперь мы знаем.

— Что все это значит? — взволнованно спрашивает мама. Медицинский язык сбивает с толку, и я тоже пытаюсь понять слова Джексон. Я только могу предположить, что с сердцем бабушки есть более серьезная проблема, и она не решается кардиостимулятором.

— Это может означать еще одну операцию — замену аортального клапана, если быть точным, — мягко объясняет Джексон.

— Это рискованно? — спрашивает Энни, дрожа и держась за мамину руку.

Джексон садится напротив нас и складывает руки на коленях, наклоняясь вперед. Это его способ спокойно поговорить с нами, чтобы объяснить, что ничего хорошего ждать не приходится. Я чувствую это и вижу в его глазах.

— Да, и я должен сообщить вам свое профессиональное мнение: я не рекомендую делать операцию в ее возрасте и в ее состоянии. Если бы она была на десять лет моложе, я бы сказал, что стоит попробовать, но она уже слаба и немощна. Мне кажется, это слишком рискованно.

—

Но я думала, что кардиостимулятор поможет ей с сердцем? — вопрошает мама. Она должна понимать, что все не так просто, но не сомневаюсь, что она в шоке, как, похоже, и Энни.

— Он устранил часть проблемы, — продолжает Джексон. — Ее сердце будет продолжать биться в нормальном ритме, однако сужение клапана вызывает кислородное голодание, что в конечном итоге может привести к сердечному приступу. Я не утверждаю, что так и будет, но это возможно.

— В конечном итоге? — спрашиваю я.

— Девяносто два года — это довольно много, — отвечает он, переключая свое внимание на меня, но при этом в его глазах появляется печаль.

— Времени совсем мало, — беспомощно говорю я.

— Она может либо доживать свой век дома, либо мы можем найти для нее специальное учреждение. Но после того короткого времени, что я знаю Амелию, полагаю, первый вариант будет лучше.

— Джексон, сколько ей осталось? — подавленно спрашиваю я.

Джексон на мгновение замирает. Адамово яблоко перекатывается по его горлу, а грудь вздымается, словно ему требуется огромное усилие воли, чтобы ответить.

— Трудно сказать. У нее может быть еще два года, или что-то может случиться уже завтра. Я не знаю, сколько времени потребовалось ее аортальному клапану, чтобы достичь того состояния, в котором он сейчас находится, поэтому не понимаю, насколько быстро прогрессирует сужение. Если медленно, то это хорошо для нее. — Он снова делает паузу, ему требуется еще один вдох. Я усложнила ему задачу. Сейчас на кону стоит нечто большее, чем просто обычный пациент. Я вижу и слышу это по его с трудом выговариваемым словам. Джексон не хочет причинять мне боль. — Видимо, мне нужно сказать, что… просто наслаждайтесь этим временем и помогите ей радоваться жизни так долго, как только получится. В любом случае это то, что должен делать каждый. Мы будем продолжать давать ей сердечные препараты и средства, разжижающие кровь, и это, вместе с кардиостимулятором, должно предотвратить повторный инсульт.

Мама и Энни обнимают меня, и обе бессильно опускаются на сидения кресел, крепко прижавшись друг к другу. Я чувствую себя беспомощной, глядя в заботливые глаза Джексона, когда он произносит:

— Мне очень жаль.

— Когда мы сможем ее увидеть? — вскрикивает мама.

— Сейчас она отдыхает, поэтому предлагаю повидаться с ней утром.

Они кивают, а по их щекам катятся слезы. Я никогда не была такой эмоциональной, как они двое, но что-то внутри поддерживает мои силы. Я знаю, что должна быть сильной ради них. Я — все, что у них есть.

Мама и Энни подталкивают меня вперед.

— Давай, — говорит мама, — пойдем домой, чтобы немного поспать.

— Я, наверно, останусь здесь, — тихо говорю я ей.

— Эмма, не будь смешной. Тебе нужно поспать, и мы обе знаем, что в этих креслах невозможно отдохнуть.

— Мам, я в порядке, хорошо?

— Хорошо. Но, обязательно позвони мне, если будут какие-то изменения, — требует она, целуя меня в лоб. — Пожалуйста, не медли. Мне все равно, который час.

— Конечно, — обещаю я ей.

— Я переночую у тебя, — сообщает Энни маме по дороге.

Мы с Джексоном остаемся одни в комнате, и он поднимает меня с кресла и усаживает к себе на колени, заключая в объятия, в которых я отчаянно нуждалась последние пару часов.

— С твоими мамой и тетей сегодня все будет в порядке?

Я шмыгаю носом и смотрю на Джексона сквозь мутную пелену сдерживаемых слез.

— Да, — отвечаю я. — Энни частенько остается с моей мамой, потому что мой дядя Аарон постоянно ездит на рыбалку с кучей своих друзей-полицейских на пенсии. К тому же мама и Энни стараются присматривать друг за другом, когда меня нет рядом, и это здорово.