Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
Шрифт:
Я привел малютку в школу как раз к началу занятий, учительница прилаживала на старом столике о трех ножках зеленую доску, прислоняя ее к стенке. Ненадежно получалось. Дербервиль взялся помочь. Доска когда-то была дверью, до того как ее распилили. Да и вся школа была необычной: она находилась на просторной деревянной лестнице старинного дома, свет наполнял ее сверху, сквозь застекленную крышу. На ступеньках уже сидели ученики: две ученицы были с куклами, один ученик приехал в школу на своей машине и не хотел с нее слезать. Тут были и любители езды на велосипеде, и любители верховой езды - их лошади и их веломашины стояли в стороне, а сами ученики сидели на ступеньках и ждали начала уроков. Это была школа Люсеньки Витович, ее живая мечта. Я послал одного малыша, который в этом доме жил, чтоб он принес молоток и два гвоздика. Люсенька была рада мне: пока я возился с доской, она меня три раза назвала Быстроглазиком. Она тараторила совсем не по-учительски:
– Ты видишь, Быстроглазик, в каких условиях я начинаю новый учебный год! Как я их могу чему-то научить, если у меня даже нет доски?
Она рассказала, что в прошлом году у нее была чудесная доска, из линолеума, на специальной подставке - папа одного ученика сделал, но теперь этот ученик пошел в первый класс, а доску кто-то стащил. И вот школа на грани развала. По-моему, Люсенька слишком уж не по-учительски вела себя. Я показал ей глазами на учеников.
– Не волнуйтесь, коллега, - сказал я.
– Сейчас я все устрою.
Мне нравилась эта школа - я решил преподавать здесь физкультуру.
– Я привел вам, коллега, ученицу, - сказал я.
– Уделите ей внимание. Это дочка моей большой приятельницы.
– Да ладно тебе, Быстроглазик!
– сказала Люсенька.
– Что ты все коллега да коллега. Не валяй дурака!
Я опять ей показал глазами на учеников, но она не хотела этого замечать.
Я приколотил доску двумя гвоздями к стене.
– А ругаться не будут?
– спросила Люсенька.
– Пусть вас это не волнует, коллега, - сказал я.
Тут уж Люсенька рассмеялась и толкнула меня.
– Ну, ты невозможный, - сказала она.
– Спасибо. Не знаю, что и делала бы без тебя.
Все-таки она в меня влюблена: вот как смотрит. Я решил проверить, не влюблен ли я в нее. Я знаю один верный способ: нужно представить себе, что девчонка входит в твой дом, ну, так, как будто она твоя жена. Если хорошо представляется, значит, влюблен. Я стал представлять. Получалось неплохо, но потом выяснилось, что дом не мой, какой-то незнакомый, да и вовсе не я в этом доме находился, а Хиггинс. Мне понятно стало, почему Хиггинс все к Люсеньке на переменках с разговорами подходит. Немного жаль было, что не я в нее влюблен: красивая девочка, доброжелательный человек, да и школу вон какую организовала. Не то что Света Подлубная. Везет Хиггинсу. Мне подумалось, что надо бы проверить, не влюблен ли я в Свету, но тут же я понял, что на такое унижение не пойду. Она меня пронырой назвала и неприятным человеком, а я после этого проверяй, не влюблен ли в нее, дикая мысль.
Я провел с учениками зарядку. Малыш, который на кабине своей машины сидел, зарядку делать отказался. Я хотел его заставить, но Люсенька не разрешила.
– Оставь его!
– сказала она.
– Не хочет - не надо, у нас школа добровольная.
Она пошла меня проводить по лестнице.
– До свидания, коллега!
– сказал я.
– Перестань, Быстроглазик!
– сказала она.
– Ты все шутишь, а наша учительская работа - дело серьезное. У меня восемьдесят процентов новеньких. Надо их научить читать, а они даже букв не знают.
Она пошла вверх по лестнице озабоченная.
О том, как, организовывая жизнь двум беспомощным, я понял, что я
чище и выше других
На улице я вспомнил, что не спросил у Хиггинса, где мне их с Чувалом искать. В таких случаях я доверяюсь своим ногам. Я дал им полную волю. Мне любопытно было, как они на этот раз справятся.
Они привели меня на тихую улочку, обсаженную каштанами. Я увидел двух своих новых друзей. Чувал стоял, облокотившись спиной на ствол каштана. Вид у него был такой: я бы давно все это бросил, да мне не дают; Хиггинс ходил вокруг каштана, как ученый кот вокруг дуба.
– Дербервиль, как ты нас нашел?
– обрадовался он мне.
– Я тебе два раза звонил, но тебя не было дома.
– Деловой человек, - ответил я, - всегда найдет правильную дорогу. Излагайте ситуацию.
Ситуация не изменилась. Чувал упрямился, он говорил, что надо быть сумасшедшим или невероятным наглецом, чтобы заявиться в дом к незнакомой девочке. Я ему объяснил, что он просто беспомощный человек. У таких девочек уводят, и потом девочки всю жизнь страдают с нелюбимыми мужьями.
– Ты хочешь, чтоб она страдала?
– спросил я.
Он этого не хотел. Тогда я велел Чувалу взять себя в руки. Я собрал у него необходимые сведения: в каком классе учится девочка, как ее зовут, в какой квартире живет, кто родители, задавака или нет, любит ли конфеты, слушается ли родителей? На половину моих вопросов он ответить не смог, но и того, что я узнал, мне было достаточно.
– Я пошел, - сказал я.
– Ждите меня терпеливо: у меня будет трудный разговор.
– Вот так сразу?
– спросил Чувал. Он даже сделал движение, чтобы меня задержать.
– Ты не стесняешься?
– Я никогда не стесняюсь, - ответил я, - я люблю разговаривать с людьми. Только не вздумай уйти!
Я поднялся на второй этаж, нашел восьмую квартиру и позвонил. Мне открыла женщина. Конечно, это была ее мама, у нее в глазах был вопрос: интересно, кто это к моей Наденьке?
– Наденька дома, я надеюсь?
– спросил я.
Она даже вздрогнула: не ожидала, что я ее дочку, как и она, Наденькой называю. Хмыкнула.
– Наденька дома, - ответила она.
– Наденька, к тебе молодой человек.
– И ушла. Все получилось, как я рассчитывал.
Наденька вышла. Глаза у нее были похожи на мамины, только вопрос в них был другой: что это все значит, хотела бы я знать?
– Приветик!
– сказал я.
– Мы знакомы, не правда ли?
– Ты Быстроглазый, - сказала она.
– Но мы не знакомы.
Все Быстроглазого знают!
– Сама же сказала: Быстроглазый, - возразил я.
– Знакомы, знакомы! Проходим в школе по коридору: ты на меня посмотришь, я - на тебя, а заговорить не заговариваем. Это плохо. Люди должны общаться.