Прощание с Дербервилем, или Необъяснимые поступки
Шрифт:
– Из-за чего?
– перебил я.
– Говори пообстоятельней, потому что ты можешь пропустить важное.
Чувал ответил:
– Мало ли из-за чего!
Сегодня, например, он прогулял из-за того, что одна девочка из параллельного класса, проходя мимо него, сказала подружке: "Какой славный!" Чувал прогулял два урока, все ходил по парку и думал: заговорить с этой девочкой или нет? А вдруг она не о нем сказала? Потом он уже не о девочке думал, а о том, как славно кругом: небо, деревья... И люди такие славные попадаются...
– Чувал, - спросил я строго, - ты подошел к девочке?
Он ответил:
– Нет.
– Продолжай, Чувал, - сказал я.
– Мы в конце подытожим.
– Я кончил, - сказал Чувал.
– Вот. Помогай.
– Тебя бы мало кто понял, - сказал я, - но я понимаю. В том, что ты прогуливаешь уроки, когда взволнован, я не вижу ничего плохого: у тебя такие хорошие мысли во время гуляния - это все искупается. Но я не могу понять, Чувал, другого. Как это ты до сих пор не подошел к девочке? Она ж тебя любит!
Чувал вскочил. Наверно, он уже в парк собрался.
– Спокойно, - сказал я и усадил его на место.
– Ты сейчас же пойдешь к этой девочке, понял? Она тебя ждет! Это точно. У меня поразительная интуиция: я никогда не ошибаюсь.
Хиггинс поддакнул мне. Он сказал, что то же самое говорил Чувалу.
– Чувал, - сказал я, - Хиггинс хороший товарищ. Но ему недостает напористости. К тому же он слишком много внимания уделяет своим чувствам. Вам нужен третий, такой, как я.
– Я решил дать им убедиться, что без меня им не обойтись.
– Идите, действуйте, - сказал я.
– Если появятся затруднения, звоните.
Хиггинс позвонил уже через пять минут. Он сообщил, что Чувал хоть и упирается, но идет. И еще он злится - не знаю ли я, на кого?
– На жизнь, - ответил я.
– Не обращай внимания. Жизнь требует обыкновенных поступков, а он умеет совершать только необъяснимые.
– Можно я буду держать тебя в курсе дела?
– Конечно, Хиггинс!
– сказал я.
– И даже нужно. Иначе вы все провалите.
Через полчаса Хиггинс позвонил опять. Он сообщил, что Чувал бродит у дома той девочки, но пойти к ней не решается и уже два раза порывался убежать в парк.
– Я так и думал, - ответил я.
– Что ж, пора мне вмешаться. Ждите меня, я приду и организую. Только вот что, я могу задержаться. Стоит мне выйти, как люди бросаются ко мне с просьбами.
О том, как, продолжая устраивать чужие дела, я попутно выяснил
интересующий меня вопрос. В этой главе вы получите совет,
касающийся того, как проверить, влюблен ли ты в девочку
Неторопливым дербервилевским шагом я покинул квартиру. Выходя из парадного, я столкнулся с женщиной, которой симпатизирую, с нашей соседкой - дверь напротив - Людмилой. Она молоденькая, красивая и хотя еще студентка, но у нее уже есть муж и ребенок. Что-то Дербервиль подметил в ней такое, - в ее глазах и в том, как она прядку со лба убирает, - что заставляет его покровительствовать ей.
– Здравствуйте, моя дорогая!
– сказал я.
– Чудесная погода, не правда ли? Лондон нас балует.
– Удивляюсь, - сказала она, - почему я тебе разрешаю называть себя "моя дорогая". Придется мне, наверно, бабушке на тебя пожаловаться.
– Пегги мне не может ничего запретить, - сказал я.
– Пегги совершенно беспомощна. Вы заметили, как она постарела?
Я тут же решил, что, когда Пегги станет совсем уж старенькой, я куплю ей домик в каком-нибудь графстве - названия графств повылетали из головы, - буду выплачивать ей пенсию, тысячу фунтов в год, а вместо нее возьму себе в услужение эту милую женщину.
– Заметила, - ответила милая женщина по имени Милдред, - бабушка целый день вкалывает, а вы ей никогда не поможете, милорд.
Это верно: у бабушки много обязанностей по дому, и последнее время ей их заметно трудней выполнять - она все чаще стала вздыхать в моем присутствии. Это значит: "Ты бы помог мне, выбил бы ковры или хотя бы пол натер в квартире, ты же видишь, я не управляюсь". Но ковры, сколько их ни выбивай, все равно пыльные, а полы в нашем доме и без того зеркальные.
Я понимал: не зря Милдред стоит здесь, у парадного, - она, конечно, собирается попросить, чтобы я побыл с ее дочкой, да все решиться не может, потому что уж очень часто обращается с этой просьбой то ко мне, то к бабушке.
– Догадываюсь, - сказал Дербервиль, - что мы не просто так здесь стоим. Ну же! Смелей, моя дорогая! Что там у вас?
– Перестань!
– рассердилась на меня женщина.
– Что за фамильярности!
– Не буду, не буду, - успокоил я Милдред и благосклонно выслушал ее просьбу, прикидываясь, что перестал быть Дербервилем.
– Давайте вашу малютку, я ее пристрою в колледж, - сказал я.
– До пяти часов она будет в надежных руках.
– Что еще за колледж?
– О, не беспокойтесь, миссис. На мою ответственность.
– Ну!
– сказала Милдред.
– Ну! Ты не можешь не ломаться!
Лондон радовался погожему дню. Справа от нас Тауэр грел на солнышке свои старые бока, слева Темза отсвечивала и переливалась под солнцем. В одном из окошек замка Дербервиль увидел вдовствующую королеву. По случаю хорошей погоды она не только улыбнулась Дербервилю, но и милостиво помахала рукой. Дербервиль снял цилиндр и поклонился королеве.
– Зачем ты смущаешь старушку?
– сказала Милдред.
– Здравствуйте, Мария Кондратьевна!
– крикнула она вдовствующей королеве.
– Не обращайте на него внимания: вы же его знаете.
Милдред ушла за своей малюткой.
Прежде чем малютку мне доверить, она, вернувшись, попросила, чтоб я рассказал, что это за колледж такой, куда я собираюсь пристроить девочку. Я рассказал.
– Ладно, - сказала Милдред, - мне уже стыдно просить твою бабушку. Но помни: под твою ответственность. Замолви за девочку слово в этом колледже, поговори с учительницей.
До самого колледжа Дербервиль радовался детской ручке в своей ручище. Скоро я понял: Лидочка - моя сестра, та самая девочка, появления которой все ждали в нашем доме, но она почему-то не появилась.