Прощание с Днем сурка
Шрифт:
На этом все переговоры завершились, и мы скопом вступили в амбулаторию.
На первый взгляд внутри все было достаточно чисто. По углам стояли полагающиеся скляночки, ботва какая-то сушеная со стены свисала прядями. На маленьком газовом примусе кипела кастрюлька с водой, пахло как в фито — чайной. Вот только полумрак несколько удручал — на окнах висели жалюзи, скупо пропускавшие солнечные лучи.
Старик жестом указал, куда нужно сесть Стюарту, а где расположиться нам.
— Пит, переведи ему, чтоб не думал нас отравить или одурманить, — выразил свою последнюю волю валлиец.
Тот
— Кстати, Пит, а что значит фраза: «манки ёселф»? — чего-то вдруг вспомнился мне местный полиглот, встреченный нами в деревне.
Дед посмотрел на меня, как на сумасшедшего, выдержал хорошую паузу и только потом произнес:
— Это значит: «сам обезьяна».
— Да нет. Ты меня не понял. На вашем местном языке. Примерно ведь есть нечто похожее?
Тот еще больше озадачился, даже за ухом почесал, подумал — подумал, перебирая в уме варианты, потом просветлел:
— Звучит похоже на: «подождите меня, тупоголовые»!
— Ну-ка, ну-ка, скажи еще раз, только на вашем родном.
— Мон ки юселф, — старательно повторил он. Старик — шаман заулыбался.
— Похоже, что не обманывает. Эх, знали бы мы тогда, кем нас назвал тот лингвист, показали бы ему, как нужно обращаться к большим белым братьям! — почти шепотом сказал я. — Точно, Стюарт?
Но моему другу сейчас было не до разговоров. Он выложил свою отекшую синюю руку на небольшую циновку перед знахарем. Тот внимательно смотрел валлийцу в глаза, потом подмигнул и сказал что-то.
— Пит, переведи, что ли, нам без тебя никак, — обратился я к насупленному деду. Но тот никак не отреагировал. — Что ухо завесил, объясняй скорей, что шаман наговорил!
— За отдельную плату, господины, — еле слышно, но твердо ответил он.
— Ладно. Тогда подобьем бабки. Ух, капиталисты! Наша лодка плюс мотор, минус обед, лекарь, перевод. Сколько получится?
— Семь тысяч рингов.
— Да ты с ума сошел. Тысяч десять, никак не меньше.
— Восемь.
— Девять.
— Мне еще ресторан восстанавливать, который из-за вас взорвали.
— Да плюнь ты на него, сам же виноват. Один мотор за пятнадцать тысяч продашь своим друзьям контрабандистам.
— Восемь с половиной. Последнее слово.
— Идет, только деньги вперед.
Пит отвернулся и достал оранжево — желтые купюры. Где их только прятал все это время? Неуклюже прикрывая телом, подал мне. Я сразу запихал их в карман, не пересчитывая. На эти деньги мы по большому счету и не рассчитывали. Ну да ладно, если бензин кончится, теперь есть на что подзаправиться.
— Расслабиться надо, сейчас будет руку трогать.
— Что? — не понял я.
— Так он сказал, — Пит кивнул в сторону лекаря, терпеливо ожидающего нашего согласия.
Стюарт, не участвовавший в наших торгах, только головой махнул: давай!
И старик, не отрывая взгляда от глаз валлийца, начал осторожно пальцами прощупывать больную конечность. Потом легонько потер ее обеими руками, потом собрал пальцы в щепотки и начал слегка мять руку Стюарта в районе локтя. Его кисти при этом совершали
На лбу у лекаря выступил пот, между тем со стороны могло показаться, что он запихал свои пальцы прямо под кожу к Стюарту, перебирая сухожилия, вены, поглаживая кость. Бред какой-то, ведь в руках у него ни скальпеля, ни лезвия не было. Меня стало мутить, поэтому окончательную стадию операции я уже не видел, отвернувшись.
Наконец, врачеватель что-то произнес. Я повернулся к нему: в окровавленных руках он держал небольшой сгусток плоти, не больше куриного сердца. Я даже щеки надул, до того мне стало нехорошо.
— Плохое место удалил, теперь снимет боль.
— А разве сейчас ему было больно?
— Сейчас — нет, потом — очень больно, — старательно переводил невозмутимый Пит.
Старик тем временем встал, ополоснул руки, бросив в поднос из нержавейки то, что он назвал «плохим местом», и выключил примус, а потом пинцетом, одну за другой, начал извлекать из кастрюльки длинные сверкающие и ужасно тонкие иглы. Вернулся к спокойному Стюарту и начал вкручивать эти иглы ему в руку по всей длине и в шею, почти до мочки левого уха. Воткнутые, вернее, ввернутые иглы тихонько покачивались, в такт с ударами сердца. Только закончив этот сеанс иглотерапии, старик — лекарь вытер пот со лба и присел, расслабившись, в кресло, стоящее поодаль.
На несколько мгновений в домике зависла тишина, я пытался представить, что же со мной-то делать будет этот местный светоч медицины. Ведь если он эдак ко мне в голову да обеими руками залезет, как же я потом кушать-то смогу? Однако, слегка отдохнув, лекарь подошел ко мне, улыбнувшись и проговорив что-то.
— Просит присесть поближе к креслу, — перевел Пит.
— Как там мой приятель, способен ли реагировать на действительность?
Дед поморщился, подбирая слова, но все-таки что-то пробурчал шаману.
Тот снова улыбнулся и помахал рукой перед носом Стюарта, показывая пальцем в мою сторону. Валлиец посмотрел на меня, кивнув: что надо? Я оттопырил большой палец: все в порядке. Он одними глазами кивнул: у меня тоже.
Ну, ладно, тогда и я могу прибегнуть к помощи народной медицины. Расположившись вместе со своим табуретом напротив кресла целителя, махнул рукой, начинай, мол. Тот приложил к моей голове ладони в районе висков и заглянул мне в глаза, продолжая улыбаться, причем так заразительно, что я невольно начал улыбаться в ответ. Ну, а потом стало очень больно в области глаз, я даже зажмурился невольно. Через секунду наступило внезапное облегчение, я почувствовал, как старый лекарь, убрал свои руки от моих висков, и открыл глаза.