Прощай генерал… прости!
Шрифт:
«Главный авиатор» Сергей Сергеевич Нефедов назначил вылет на раннее утро, чтобы с учетом поясного времени постараться прибыть на место хотя бы к середине дня. Турецкого такой вариант тоже устраивал, поскольку все необходимые ему службы еще не разбегутся по домам. Следовательно, и день зря не пропадет, можно успеть наметить какие-то встречи, договориться с нужными людьми, да и вообще распланировать те несколько дней, которые он собирался провести в Сибири. Надолго задерживаться он вовсе не собирался. А с окончательными выводами аварийной комиссии, которая продолжает трудиться и на месте падения вертолета, и на одном из стендов авиаремонтного завода, куда доставили все собранные детали разбившейся машины, можно будет, в конце концов, ознакомиться и в Москве. Тут прав и Нефедов, предполагая, что «важняку» вовсе не обязательно бродить у места катастрофы, если, разумеется, у него нет на то серьезных соображений, и Александр Борисович — тоже, ибо некоторые соображения он все же имел. Не настолько, правда, глубокие, чтобы ради выяснения отдельных вопросов поселиться в Восточной Сибири надолго. Тем более что и «соображения» его были в большей степени связаны с политикой, нежели, к примеру, с «трудным характером» покойного губернатора, на что упирает большинство аналитиков происшествия. Он, мол, приказал, ему не осмелились возражать. А оказывается, ничего он не приказывал, следовательно, и возражать было некому. Что-то другое стало причиной неожиданной катастрофы. И дать ответы на длинный ряд вопросов в конечном счете могли только те, кто остались живы после падения машины. Или, вернее, те, кто захотят ответить. И это не одно и то же…
Словом, когда большинство завтрашних проблем было обдумано, взвешено, но… увы, пока не решено, заверещал «проснувшийся» мобильный телефон в кармане. Голос абонента был мягок до вкрадчивости, но и достаточно при этом настойчив, что сразу насторожило Турецкого.
— Здравствуйте, Александр Борисович, прошу извинить меня за беспокойство, но если вы постараетесь выслушать меня до конца, надеюсь, не пожалеете о нескольких потерянных минутах вашего драгоценного, надеюсь, времени.
Турецкий усмехнулся: ну, блин, наверняка адвокат какой-нибудь. Нормальный человек этакого не загнет. Так кто он? Неужели первый «гонец»? Быстро сообразили…
— Слушаю вас, — тоже мягко отозвался Турецкий, сдерживая, однако, вмиг возникшую неприязнь, — представьтесь, сделайте одолжение, а заодно попытайтесь объяснить, откуда вам известен номер моего мобильника?
— Ах, Александр Борисович, — легонько хохотнул собеседник, — что является неразрешимой проблемой в наш век? Позвонил вашим коллегам в Генеральную прокуратуру, и мне любезно предоставили возможность связаться с вами, не откладывая дела в долгий ящик. Но не буду больше темнить, коллега, извините мне такую безобидную вольность. Белкин к вашим услугам. Надеюсь, моя фамилия вам известна?
— Ну как же! — хмыкнул Турецкий. — Зорий, простите?..
— Августович, — засмеялся Белкин, известный адвокат, член коллегии и прочая, прочая, бывший, кстати, следователь Московской городской прокуратуры. И покинул он ее, как от кого-то слышал Турецкий, исключительно по меркантильным соображениям. Все может статься…
Но о нем было известно также, что для защиты он предпочитал брать лишь те дела, которые «грозили» гонораром с несколькими нулями. И надо отдать ему должное, отрабатывал он свой «тяжкий адвокатский хлеб» достойно. В том смысле, что не подводил надежды клиентов. А клиент у него был серьезный — тут уж во всех смыслах.
— У вас превосходная память, Александр Борисович.
— Приятно слышать. Чем обязан?
— Насколько мне стало известно, вы отправляетесь завтра в Сибирь, в те печальные края, где случилась непоправимая, к сожалению, беда…
— И это знаете?
— Александр Борисович!.. Вот поэтому, как мне представляется, встретиться завтра для разговора, чрезвычайно важного для нас обоих, вряд ли удастся. А откладывать на потом очень не хотелось бы. Может быть, у вас найдется встречное предложение?
— Простите, Зорий Августович, не понял, кому это нужно?
— Ну, пошутил, не берите в голову, разумеется, моему клиенту. Но и вам, полагаю, в не меньшей степени. Скажите, вы не откажетесь от легкого ужина, скажем, ну… есть такое прелестное местечко, называется «Алазань-Эдем», это в буквальном смысле возле стены Спасо-Андроникова монастыря, вы легко найдете? Сейчас седьмой час, и я готов встретить вас прямо у входа, ну, например, через сорок минут, а? Обещаю, что надолго не задержу. И пьянства тоже не предлагаю. Хотя у них тут чудное домашнее вино и замечательное хачапури.
— Забавно.
— Что, простите?
— Приглашение забавное. А вы сами разве не собираетесь в те края?
— Вероятно, это будет зависеть от ряда обстоятельств. Возможно, отчасти и от нашей с вами краткой беседы. Ну так как?
— Хорошо, я подъеду. Сегодня мне еще торопиться некуда.
— Вот именно, — удовлетворенно констатировал Белкин, — значит, я жду…
Турецкий легко узнал адвоката. Знаменитая седая грива, высокий лоб и бородка клинышком придавали ему вид кого-нибудь из знаменитых французов со старинных литографий. Тут тебе и изысканная легкомысленность, и мощный якобы ум, и властность во взгляде, и еще черт знает что, не позволяющее первому встречному обращаться с этим человеком как с подобным самому себе. Он был значительно старше Александра Борисовича, может статься, именно от этого и проскальзывал в его речах несколько покровительственный тон. Изредка, почти незаметно.
Турецкий хлопнул дверцей, «вякнул» сигнализацией и поднялся по ступеням навстречу адвокату. Несколько церемонно пожали друг другу руки. Прошли в обшитое полутемным деревом длинное помещение, устроились в углу, где уже была накрыта легкая закуска. Стояли графин с вином, бутылочки с боржоми. Александр Борисович тут же отвинтил крышечку, налил полный бокал минералки и на едином дыхании выпил щекочущую ноздри воду.
Белкин сделал знак рукой, и тотчас официант подал им блюдо с уже нарезанным на большие треугольные куски горячим хачапури — даже пар поднимался.
— Прошу, Александр Борисович, — адвокат снова сделал приглашающий знак пухлой ладонью с крупным брильянтом на среднем пальце. — Может, все же глоток? — Он небрежно щелкнул по глиняному кувшину.
Турецкий движением бровей показал, что, пожалуй, не стал бы возражать и против нескольких глотков. А потом, уж больно аппетитно выглядели эти тонкие румяные куски слоеного пирога с запеченным внутри сыром. Вспомнил, что практически за целый день так ведь и не удосужился «бросить в клюв» чего-нибудь стоящего.
— Ну-с, — сказал он наконец, отведав действительно чрезвычайно вкусное хачапури и оценив высокое качество красного сухого вина с всегда восхитительным ароматом «изабеллы», — так чем я все-таки обязан… подобному гостеприимству?
— Буду с вами краток, Александр Борисович, — вмиг перешел на деловой тон Белкин. — Меня попросили сделать вам предложение… Э-э, я бы сформулировал следующим образом. Известно, что вам на самом высоком уровне поручили расследование причин гибели вертолета с губернатором и… э-э, другими на борту. Как бы вопреки тому расследованию, которое практически уже заканчивает так называемая аварийная комиссия под председательством начальника Службы безопасности полетов государственного авиационного ведомства генерала Найденова. И выводы которой, смею вас заверить, в общем-то, достаточно понятны…