Прощай генерал… прости!
Шрифт:
— Здравствуйте, — хриплым, словно прокуренным, голосом сказала она, — ваш коллега из Московского уголовного розыска мне кое-что рассказав. Я своей властью разрешаю вам не дольше десяти минут, причем сама буду находиться рядом, за дверью. Пожалуйста, не злоупотребляйте моим к вам доверием, Александр Борисович.
Ему осталось лишь развести руками…
Катя, как он стал называть женщину в дальнейшем, лежала без движения навзничь, с открытыми глазами, уставившимися в какую-то точку на потолке, и вытянутыми вдоль тела руками. Лицо ее словно обтекло,
Памятуя о краткости визита, Турецкий уложил преамбулу своей миссии в минуту. Сразу же «обговорил» и возможность получения ответов от нее — в смысле да и нет. Пообещал быть максимально конкретным и спросил, поняла ли она его. В ответ Катя, не сводя глаз с потолка, закрыла их на миг и открыла снова. Ну вот, слава богу, контакт и установился, а что будет дальше, покажет время.
Для первого раза Александра Борисовича интересовало немногое из того, на что он мог бы получить, соответственно, и однозначные ответы.
— Скажите, Катя, вот практически все, оставшиеся в живых после катастрофы, утверждают, будто Алексей Александрович приказывал летчикам лететь, вопреки их желанию. Мол, они не хотели, а он велел своей властью. Это так?
Она дважды закрыла глаза, показав — «нет».
— Я понял, спасибо. А во время полета он вообще давал им какие-либо указания?
Все то же — «нет».
— Утверждают, что у летчиков были устаревшие полетные карты. Это так?
«Да».
— Но они тем не менее летели. Им что, помогали посторонние? Кто-то из пассажиров?
«Да».
— Я не стану вас спрашивать сейчас, кто конкретно, потому что это заняло бы слишком много времени, а его у нас сегодня очень мало. Скажите, Катя, что, по-вашему, могло произойти в полете? Это был взрыв?
Она показала глазами сперва «да» и сразу — «нет».
— Ага, я понял: вы и сами не знаете?
Вот теперь — твердое «да».
— Вы думаете, что в аварии виноваты пилоты?
«Нет».
— М-да-а… — Турецкий задумался, но только на миг: время его поджимало, неумолимое время! И ему совсем не хотелось конфликтовать с врачами. — А скажите мне, пожалуйста, Катя, может быть, вам известно хоть что-то, что способно пролить свет на причину этой трагедии?
Он спросил, собственно, ни на что не надеясь, понимая, что она покажет «нет». И каково же было его изумление, когда она закрыла глаза лишь один раз!
Александр Борисович подскочил так, словно его снизу пронзило током. Наклонившись над Катиным лицом, он поймал ее остановившийся взгляд, который теперь уперся в его глаза, и тихо, почти неслышно, спросил:
— Вы показали, что знаете причину?
«Да».
— Значит, Катя, — еще ниже наклоняясь над ней, сказал совсем уже шепотом Турецкий, — вы так слышите меня?
«Да».
— Если кто-то после моего ухода или завтра, послезавтра станет спрашивать у вас, зачем я приходил, и предложит вам аналогичный способ общения, вы можете показать лишь то, что никакого разговора у нас с вами не получилось. Я пытался что-то узнать по поводу катастрофы, но вы ничего не вспомнили, ясно?
«Да».
— А о конкретных причинах гибели вертолета и людей речи вообще не заходило…
«Да».
— Я навещу вас, когда вам станет легче. Но пока мне надо искать. Где это следует делать, здесь, в городе?
«Нет».
— Лететь на площадку?
«Да». И через паузу еще раз, настойчиво — «да, да!»
Из левого глаза Кати выкатилась слезинка и скользнула по щеке. Александр Борисович взял чистое полотенце с тумбочки и уголком его промокнул мокрый след на щеке женщины. Но она уже закрыла глаза. И не ответила на его слова: «До свидания, Катя, я скоро к вам снова приду…»
И как раз в этот момент в палату заглянула заведующая отделением. Она выразительно посмотрела на посетителя и глазами сделала ему знак удалиться. Он немедленно подчинился и вышел, не закрыв за собой дверь. Остановился, оглянулся.
Заведующая внимательно осмотрела лицо и руки больной, проверила показания приборов, стоящих возле ее кровати, поправила одеяло и вышла, вопросительно взглянув на Турецкого.
— Вам что-нибудь еще? — Голос у нее был, во всяком случае, недовольный.
— Вы не могли бы уделить и мне несколько минут вашего драгоценного времени, доктор? — со всей учтивостью, на которую только был способен, спросил Александр Борисович.
Она пожала плечами, будто не понимая, зачем это ему, но потом кивнула в сторону:
— Что ж, пройдемте… Ну так что вас интересует? — сухо спросила, когда уселась за свой рабочий стол сама и пригласила Турецкого устраиваться напротив.
— У меня к вам вопрос и просьба… Ангелина Петровна. — Турецкий вспомнил, как назвал ее Филя, еще и ухмыльнулся по этому поводу, а теперь понятно почему: уж на ангела она абсолютно не походила, скорее наоборот. Но как же все-таки Филе удалось ее уломать, этакую-то?
— Излагайте, — она умудрилась «прокаркать» слово, в котором не было ни одного «р». И полезла в карман за папиросами.
Турецкий немедленно предложил ей свои сигареты, но она отрицательно помотала головой и достала мятую «беломорину». А чтоб прикурить, вот тут уж, так и быть, снизошла до огонька его зажигалки.
— У больной уже были посетители?
— Разумеется, но только мы никого не пропускали. Вы стали первым. И что, много получили информации, я спрашиваю?
— Практически никакой. Жива хоть, и то слава богу! А что были за люди? Это, надеюсь, не секрет?
— Ну почему же? Сестра приходила. Со службы навещали. Ее же у нас знают многие. Интеллигентная женщина, умница… Умела сдерживать губернаторский «ндрав», возможно, вам знакомо такое слово?