Прощай, Германия
Шрифт:
— Выйди вон из зала, капитан! Пугать он меня будет! Да ты хоть с Ельциным вместе пей, а мне насрать! Уволю! Вышлю в Россию!
— И вы не пугайте меня Родиной, — огрызнулся Громобоев, покидая зал совещаний. — Себя пугай ею…
Выходя из помещения, он побродил по штабу, встретил знакомых штабных и от них услышал удручающие вести, оказывается прибывшая делегация из Москвы не нашла никакого криминала в деятельности руководства Группы войск, полностью одобрила действия и оставила на посту Главкома Матвея Бурлакова и его заместителей. Вот так фрукт оказался этот
По дороге в гарнизон в машине стояла гнетущая тишина, политработники сидя на лавках помалкивали, дружно переживали за должности. Статкевич, тоже ни слова не сказав, ушёл в штаб, ни с кем не простившись, явно назревали репрессии. А раз новая власть чисткой армии не займется, провинившиеся в своё время начальники быстро поднимут головы. Громобоев вкратце рассказал комбату о случившемся на совещании, тот посочувствовал, но что он мог сделать супротив руководства.
— Понимаешь в чём дело, пока ты катался по стране и строил баррикады, меня выдвинули на должность заместителя командира полка, а вместо меня назначают Иванникова. Так что теперь тройной Иван будет новым комбатом. Приказ подписан командармом, но в полк ещё не привезли, поэтому ввязываться в скандал мне сейчас не резон, тем более ваша замполитовская ядовитая гидра, даже умирая, всё ещё может смертельно ужалить.
— Эх, вы бы слышали, как сегодня визжал Касьяненко! Как он топал на меня ногами…
— Представляю… ты же теперь идейный враг! В принципе тебе надо бы залечь на дно на пару недель, переждать бурю. В отпуск уехать или в госпиталь лечь. Говорят, что документы на увольнение из армии на твоего «любимого» Касьяненко уже оформлены, он после поражения путчистов сам рапорт написал об отставке, и вот-вот его в Союз отправят. Он и месяца не продержится…
Громобоев поморщился как от острой зубной боли. Прятаться когда твои единомышленники победили — бред!
— Можно конечно сначала в очередной отпуск на месяц уйти, а потом сразу лечь в госпиталь, мне травматолог велел прибыть на профилактику осенью…
— Это хорошая идея! Правильный выход из создавшейся щекотливой ситуации… Отдыхай, полечись, пройдет месяц-другой и о тебе забудут. Подавай сейчас же рапорта, а я подпишу. Но отдых чуть позже, завтра с утра выезд на вождение, будешь старшим на препятствиях. Отдых отложим на пару дней…
Утром механики батальона погрузились в машины, а Бордадым пригласил Эдика в свою «техничку», составить компанию.
— Пока суть, да дело, мы с тобой на рыбалку сгоняем! — Сказал Иван Иванович и с подозрением спросил. — Ты рыбак?
— Нет, но не откажусь рядом посидеть, или за удочку подержаться, или помочь стакан держать…
— А чего мне с удочкой помогать, ты лучше мне компанию составь в выпивке! Я прихватил четыре банки пива и бутылку шнапса. А то одному — какая рыбалка? Я разве алкаш пить сам с собой? В самом деле, не с бутылкой же чокаться? И тебе для здоровья полезно, кинем плащ-палатку на травку, полежишь, подышишь, природа
«И то верно! Давно я не отдыхал на природе», — подумал Громобоев. — «С войны не был на рыбалке и не смотрел на воду, спокойно про себя размышляя. Все дела и заботы, суета-сует».
Погрузились и двинулись в путь. Зампотех указывал рядовому Колыванову дорогу, и вскоре «ЗИЛ» привёз Бордадыма и капитана на живописный пруд, заросший ивняком и камышами.
— Никанор, глуши мотор, накрывай стол в тенёчке под ивой, и можешь отдыхать, — распорядился Иван Иванович.
— А тут клюёт? — с сомнением спросил Эдик. — Немцы, поди всю рыбу выловили…
— Да ты что! Немцы не мы, они народ дисциплинированный, рыбёшку меньше десяти сантиметров обратно в воду выпускают, — пояснил Бордадым. — Каждый рыбачёк сидит у воды с линейкой, поймал — замерил. Большую в ведро, маленькую — обратно в озеро.
— И ты тут что-то выловил? — не поверил Эдик. — Почему-то я ни одного рыбака не вижу…
— Увидишь, тут есть клёв, да ещё какой! — заверил Бордадым. — Я тут вот такого сома поймал!
И с этими словами майор развел руки широко в стороны, демонстрируя метровые размеры добычи. Но Эдик, с улыбкой свел ладони майора чуть назад.
— Ври, но хотя бы наполовину…
— Да ты шо! Я же честно! И щук тут ловил, и сазанов, и карпов! Весом больше чем на два килограмма.
Эдик махнул рукой и не стал спорить, а про себя подумал:
«Ладно, пусть врёт, если ему это доставляет радость! Для меня, действительно, главное воздухом подышать и на травке полежать…»
Бордадым забросил в воду одну донку, потом вторую, взял в руки спиннинг и принялся подсекать. А Громобоев помог по хозяйству Колыванову: положил водку и пиво в прохладную озёрную воду, сам сел в тенёк поддерево, на плащ-накидку расстелил газету, разложил огурцы, помидоры, хлеб, вскрыл банки бычков в томате, шпроты в масле.
«Уж не знаю как насчёт живой рыбы, а консервированная у нас всегда под рукой и в избытке», — подумал с усмешкой и прилёг на палатку.
Внезапно Громобоеву показалось что за ними наблюдают — кто-то невидимый сидел в просвете между камышами, на песчаном плесе, на противоположном берегу. Эдик прищурился, всмотрелся, приложил ладонь ко лбу. И точно — есть один наблюдатель — кот! Огромный серый большеголовый котяра пристально смотрел на рыбаков. Возможно, это был даже не домашний зверь, а европейский дикий лесной кот. Говорят, что и в густонаселённой Европе такие экземпляры ещё встречаются.
Кот поначалу сидел и не двигался, потом лениво почесался, затем подпрыгнул и поймал кого-то в воздухе, то ли бабочку, то ли муху и, в конце концов, лениво улёгся в траву. Бордадым окликнул Эдика, предложил выпить по одной охладившейся банке пива. Символически стукнулись, пожелали здоровья друг другу, отвлеклись, и Громобоев перестал наблюдать за незваным гостем. И тут Иван Иванович поймал небольшого окушка.
— Я же говорил! — обрадовался майор, бросая рыбку в ведро с водой. — Давай теперь за удачу по пятьдесят граммов! С почином нас!