Прощай, Германия
Шрифт:
— Ах, как всё нежданно-негаданно случилось, что делается! Страна летит в пропасть, всё рушится! Говорят, что и с вами на родине за неделю много интересного приключилось! Да, как жизнь нас лихо закрутила. Многое и в армии переменилось, пока вы товарищ капитан были в командировке. Всех нас, политработников, сейчас вывели за штат, и будут переаттестовывать на новые должности.
Замполит полка внимательно смотрел в глаза Громобоева пытаясь уловить его реакцию. В этот момент в кабинет вошёл командир полка. Полковник Кудасов
— Наслышаны и о ваших подвигах. Кстати, назавтра назначено совещание по поводу реорганизации и нас всех вызывают к начальнику политотдела. Вернее сказать к начальнику отдела воспитательной работы… Сегодня прилетает комиссия из Москвы в Бюнсдорф во главе с руководителем администрации Президента России. Случайно не знакомы с таким Сергеем Филатовым? Не встречались на баррикадах? — осторожно уточнил Статкевич.
— Нет, не знаком, — ответил капитан. — В сам дом правительства я не был не вхож, а вот противотанковые ежи устанавливал и со спецназом вёл переговоры.
— Понятно. Жаль, что не знакомы вы с новым главой администрации Президента России, этот новый комиссар будет решать судьбу командования округом и политорганов. Возможно, и к нам заедет с коллегами по комиссии, чтобы встретиться с соратником по борьбе, ведь вы у нас теперь звезда телеэкрана, герой дня!
— К чему ирония?
— Никакой иронии, — протестующее замахал руками замполит. — Главная задача не допустить «охоты на ведьм»! Мы ведь все рядовые политработники, офицеры, выполняющие приказы. Боюсь эти триумфаторы, опьяненные победой, могут дров наломать.
— А всё ведь могло повернуться иначе? Да? Тогда была бы развёрнута охота на других «ведьм»? — испытующе посмотрел в глаза замполиту Эдуард. — Зачистили бы недовольных?
— Ладно, идите, работайте…, — Статкевич уклончиво промолчал на вопрос, и вяло махнул рукой, — мне сейчас надо идти к командиру полка. Встретимся завтра в Намбурге на совещании…
По пути в батальон Громобоев зашёл в партком и сделал то, о чём думал и мечтал уже пару лет — выложил, молча партбилет на стол секретарю. Подполковник Возняк принял его, так же молча, но в глазах читалась неприязнь, почти ненависть. И всё же секретарь парткома не выдержал.
— Бежим? Предаём партию?
— Это она предала нас и всю страну. Разрушила семьдесят лет назад великую державу…
Возняк скрипнул зубами, поиграл желваками, но не стал вступать в дискуссию, промолчал.
В батальоне Эдика ждали с нетерпением, услышать рассказ из первых уст. Особенно ликовал при встрече Гусейнов.
— Вах, молодэц!!! Эдик, ты настоящий джигит! Как я хотел быть рядом с тобой на баррикадах! Я был в тебе уверен, герой!
Комбат Дубае был не столь восторжен и умерил пыл Хайяма.
— Погоди ты кричать и визжать! Сейчас политотдельцы ходят как побитые собаки, вернее как нашкодившие коты, натыканные мордой в дерьмо, но думаю, что Эдуарду ещё отольются эти кошкины слёзки…
Сослуживцы выставили на стол две бутылки «Наполеона», отметить благополучное возвращение блудного замполита, и заодно устроили поминки по коммунистической партии. Особенно горевали оба Иван Ивановича.
— Я столько лет взносы платил! Куда они подевались? — восклицал начальник штаба Иванников, — и как дальше страна сможет жить без коммунистического стержня?
А Бордадым деланно страдал и ехидно сочувствовал своему соседу по лестничной площадке — секретарю парткома Возняку.
— Значит ты ему партбилет на стол? Ой-ой! И он смолчал? А кабинет ещё не отняли? Как же бедняга парторг теперь будет жить? Он мне каждый день говорил, что с именем Ленина на устах ложится и с этим же именем встает. Говорил, что сросся с партией пуповиной! А ты её взял, вжик, словно ножиком и обрезал…
Утром политработники на грузовом «Урале» крытом тентом прибыли в штаб дивизии. Злющий полковник Касьяненко без предисловий начал визг о наступивших гонениях.
— Мерзавцы! Всего три дня как в стране новая власть, а уже поднята антикоммунистическая истерия, политработников пытаются ущемить в любых мелочах. Вчера у меня персональную машину отобрали! Начальник автослужбы заявил, что «УАЗик» мне больше не положен по штату. Но ничего, будет ещё на нашей улице праздник. Коллеги, единомышленники! Я уверен, мы переживём этот сложный период, надо только набраться терпения! Хотя… Хотя и среди нас есть отдельные экземпляры…
Громобоев понял, что речь пошла именно о нём.
— Встаньте капитан Громобоев, покажитесь всем!
Эдуард гордо и без тени смущения встал в центре зала, он и не думал бояться или стесняться.
— Полюбуйтесь на него! Это же надо умудриться и отчебучить такое: служить в Западной Группе войск и суметь оказаться на баррикадах в Москве! Расскажите, капитан, поделитесь с нами опытом, а то мы отстали от жизни, не в ногу шагаем…
— Ну, это вы сами сейчас сказали, что отстали и не в ногу шагаете, не я придумал, — ухмыльнулся Громобоев.
— Наглец! Молчать, мерзавец! Я пока ещё полковник и смогу тебя поставить на место и призвать к порядку!
— Я не мерзавец, сам мерзавец, — невольно вырвалось у Эдика. — Я тоже не позволю себя оскорблять — кончилась ваша власть! Да был я на баррикадах, находясь проездом в Москве из командировки на Дальний Восток. И познакомился со многими руководителями новой России!
Эдуард тут чуток соврал, чтобы припугнуть и без того перепуганного злобного полковника, пусть напоследок не кусается…