Прощай, Германия
Шрифт:
— Да, уж, газанули мы вчера неслабо…
— А как вы себя чувствуете? — еле слышно спросил его Эдик.
— Никак я себя не чувствую! Не помню, как рухнул и чем закончился вечер. Вроде бы без инцидентов? Провал памяти… в голове словно вакуум…
— Вчера завершилось хорошо, а вот каково будет сегодня…
Подполковник разбудил сыновей, и они начали собираться.
— Ты выходишь в Берлине? — спросил подполковник Громобоева.
— Вряд ли… Но попробовать надо, — с сомнением ответил Эдик. — Скорее это будет похоже на выползание…
Эдуард подхватил пакет и сумку, и поддерживаемый
— Не мучайтесь, езжайте дальше!
— А как я выберусь из Бюнсдорфа? — спросил сам себя Громобоев.
— За мной приедет машина ФПС, — пообещал подполковник. — Места хватит…
— А меня захватите? — жалобно, с надеждой в голосе спросил седой майор, который тоже безуспешно пытался выйти.
— Всех довезу, но только до авиационного полка, а потом поеду в другую сторону, в бригаду связи, — подполковник назвал населённые пункты, где размещались части, но эти названия Эдику ничего не говорили.
— Мне всё равно, — пролепетал капитан. — Главное поближе к Лейпцигу, на юг…
Из соседнего вагона появился Бершацкий, он пожал руку Эдику, что-то невнятно промычал в усы, и со страдальческой миной на лице побрел по перрону.
Громобоева замучил сушняк, нестерпимо хотелось пить. Подполковник угостил соседа молоком, потом Эдик выпил огуречного рассола, затем стакан минералки, и видимо, в желудке получился убойный коктейль. Поначалу обильное питьё дало положительный эффект, дальше пошло гораздо хуже. С платформы в Бюнсдорфе капитан резво рванул в ближайшие кусты, чтобы облегчить желудок. На душе стало легче.
Подполковника действительно встречал кунг связистов на базе «Газ-66». Компания дружно влезла в него, стараясь никого не упустить. Майор вчера храбрился, а сегодня он тоже выглядел неважно, словно его побили палками.
Пара часов тряски в будке и компания прибыла в авиационный полк. Первое, что бросилось в глаза — лётчики в лётных куртках, белившие деревья и красившие бордюры. Другие лётчики носили мусор и мели дорожки мётлами.
— Браток, огоньку не найдётся? — попросил майор-попутчик одного трудягу в лётном комбинезоне прикурить.
В каком звании был этот лётчик не понятно, ведь знаков различия не было видно. Майор прикурил, с наслаждением выпустил облачко дыма и спросил с удивлением:
— Слышь, а вы чо сами-то красите? Офигели! А где солдаты?
— Какие солдаты? У нас солдаты на вес золота! В карауле стоят. Мы же авиация… Сплошь прапорщики и офицеры…, — ответил один из военных, продолжая невозмутимо белить. — Я вот командир звена, майор. Но я лучше сам буду красить, чем отвечать за десяток недоделков и переживать, за то, чтобы они не натворили чего-нибудь.
Попрощавшись с семейством подполковника, Эдик остался вдвоём с майором. Вскоре и для них нашлась попутка — грузовик с имуществом до Лейпцига.
— У лётчиков своя философия, — сидя на кипе матрацев в кузове открытой бортовой машины, пояснял Эдик новому приятелю. — Лётчики так привыкли служить. Ответственности за бойцов боятся как огня. Нам их не понять…
Товарищи
«Наконец-то я почти дома…» — Эдик вдруг поймал себя на мысли, что гарнизон в Германии он назвал домом…
Глава 17. Прощание с полком
Глава, в которой описывается, как немецкие власти устраивают для советских воинов бесплатный прощальный банкет, и наш герой знакомится со шпионами.
Громобоев вернулся в полк как раз вовремя, на него уже готовили приказ об исключении из списков части. Как он и хотел, предписание оформили обратно в Ленинградский округ. Полк почти опустел. Технику эшелонами перегнали в Сибирь, в глубинку Омской области, там несколько сотен танков сгрузили в чистом поле, окопали рвом, огородили проволочным забором и оставили ржаветь до переплавки. Таких «баз хранения» в тех глухих местах было создано несколько.
По приезду в гарнизон Громобоев опять начал холостяковать, ведь за день до перегона машины, он отвёз супругу и дочку в Ваймар, где посадил их в поезд до Франкфурта и далее на Россию. Давненько ему не приходилось питаться «подножным» кормом: утром дежурная яичница, в обед варёные сардельки или сосиски, в ужин жаренная или варёная картошка в мундире, всё с теми же сосисками под пиво. Вообще-то грех жаловаться, иди да закупайся в магазине любыми продуктами, но ведь жалко тратиться — проклятая экономия!
Громобоев запланировал на последнюю получку купить грузовик и на сдачу, какую-нибудь плохенькую легковушку. Поэтому в последние дни службы не пререкаясь, с удовольствием заступал дежурным по полку: обед, завтрак и ужин на пробе солдатской пищи обеспечен…
В гарнизоне нарастали разброд и шатания, каждый офицер после построения занимался своим делом, как командование не пыталось бороться. Возросли националистические настроения, особенно среди офицеров — украинцев. Громобоев постоянно сталкивался в спорах с начмедом Гуйваном, этот яростный русофоб обещал России скорый распад, голод и разруху, а Украине благоденствие и процветание. Споры были нелицеприятными, часто с руганью и оскорблениями, порой хотелось набить ему морду, но до драки так не дошло…
Немецкие власти решили по-хорошему проводить своих русских друзей загостившихся в городке лишние сорок лет. Бургомистр и депутаты выделили на проводы какую-то немалую сумму, что было удивительно для прижимистых немцев. В соседнем артиллерийском полку был устроен день открытых дверей с экскурсиями для горожан. Немцы развернули несколько павильонов, в которых раздавали бесплатно пиво, жареные колбаски, сардельки и сосиски с булочками. К этим передвижным кафешкам на колёсах выстроились длинные очереди, в которых вперемешку стояли немецкие и русские семьи. Народ делал заказ, и, не разбирая, кто есть кто, размещались тут же на травке, на пикник.